Книга Окна во двор, страница 79 – Микита Франко

– Достал молчать, – честно признался я, раскладывая листы поверх Ваниного одеяла. Облокотившись на бортик кровати, я придвинул к себе страницу с началом главы. – Короче, слушай, это будет про Джонси и его тупую мамашу.

Я читал, как Джонси вернулся домой, но вместо мамы обнаружил там препода по рисованию – его звали Тадей, единственный нормальный взрослый, вечно курящий трубку. Он и сообщил ему, мол, так и так, твоя мать слиняла, не обессудь. Джонси очень расстроился, спросил: «Как же так?», а Тадей ему говорит: «Ну вот так. Некоторые родители любят себя больше, чем своих детей». Дальше была сопливая тягомотина: а что же со мной будет, а куда я теперь пойду, а Тадей ему говорил: «Ну я, конечно, так себе отец, но, если хочешь, давай что-нибудь придумаем». Джонси ответил: «Ладно, давай, но учти, что я двоечник, заика и тупица», а Тадей сказал: «Это мой любимый тип людей». Все это случилось под Рождество, что накаляло драматизм ситуации.

Я прервал чтение, снова обращаясь к Ване:

– Как думаешь, какого числа у них Рождество? Они католики или православные? И вообще, существовал ли Иисус в их вселенной?

Я дотронулся до Ваниной щеки, мягко повернул голову в свою сторону – так было проще разговаривать – и, нахмурившись, внимательней вгляделся в его лицо. Оно вдруг показалось мне другим, более взрослым, словно Ваня провел в коме не неделю, а пару лет: детская припухлость исчезла, щеки впали, очертивскулы и глубокие глазницы. На меня накатило странное состояние: словно я запутался во времени, будто все это случилось очень давно, а мне кажется, что прошло только несколько дней. Окружающее больничное пространство приобрело черты опасной враждебности, меня охватила паника, смешанная с ощущением, что я – это не я.

Я аккуратно встал со стула, хотел отодвинуть его в сторону, но посмотрел на руки, мои руки, но будто бы не мои одновременно – это напугало меня еще сильнее. Я чувствовал себя расщепленным: смотрел на все изнутри своего тела, но в то же время видел себя как бы со стороны, как чужого человека. Я посмотрел на Ваню – его изменившееся лицо ужасало больше всего остального, я ощутил странную неприязнь к нему, какая бывает в кошмарах: иногда во снах близкий человек кажется опасным, не собой, а злым близнецом или подмененным, источающим угрозу и смерть. Вот так я ощутил Ваню.

Пятясь, я вышел из палаты и очутился в больничном коридоре: темном, мрачном, с неисправными мигающими софитами. «Ничего не мигает, тебе все это кажется, успокойся», – повторяла рациональная часть моего разума, но весь остальной я трясся в панике; у меня так сильно дрожали ноги, что я не мог на них идти и поэтому сел на пол прямо в коридоре. Прижал колени к груди, думая, что чем сильнее буду сжимать их, тем меньше они будут дрожать, но это не помогало.

Меня заметила медсестра – с огромным шприцем в руках, в окровавленном халате, с клыками, которые она прятала под маской, – она подошла ко мне и демоническим голосом спросила:

– Вы в порядке?

Когда она присела рядом со мной, я увидел, что никакая она не окровавленная и без клыков – самая обыкновенная, а все остальное я придумал. Мне нужно было разобраться, сколько прошло времени, но спросить, какой сейчас год, я не решился даже в таком бредовом состоянии.