Онлайн книга «Окна во двор»
|
– Я съездил на спецстоянку, посмотрел на машину. – А куда ее забрали? – Гаишники эвакуировали к себе, «приобщили к делу». – Ясно. Помолчав, Слава спросил: – Как так получилось? – Что именно? – Почему в бок? Я тоже помолчал, прежде чем ответить. – Из-за меня, наверное. – Из-за тебя? – Папа вывернул руль в последний момент. Наверное, подумал, что при лобовом столкновении я пострадаю сильнее. – Мне кажется, он ничего не успел подумать. Я согласился: – Да, там было не до расчетов. – Низко опустив голову, я, теребя подол футболки, быстро заговорил: – Пап, ты только не думай, что он в чем-то виноват, там вообще ничего нельзя было сделать, правда, тот придурок на «Ладе» выскочил из-за фуры, а дорога узкая… Я резко замолчал, когда почувствовал, как Слава мягко взял мое лицо в свои ладони, вынуждая поднять голову. Провел большими пальцами под глазами, и тогда я понял, что снова постыдно расплакался, даже сам не заметил как. – Я знаю, что он не виноват, – шепотом произнес Слава. Отпустив меня, он взглянул на свои пальцы и, слегка улыбнувшись, заметил: – Блестки. Я провел костяшками пальцев по щекам, смахивая слезы, и тоже оставил на руках блестящие мокрые разводы. – Да уже все, – буркнул я. – Все размазалось… Пройдя в комнату, Слава с некоторой вымученной бодростью спросил: – Ну, расскажете, что за преображения с вами случились? Ваня, услышав вопрос,прибежал из кухни с надкушенным печеньем в руках и, рассыпая крошки на моей, блин, кровати, начал сбивчиво рассказывать Славе о салонах красоты Иркутска, своей теории о педиках, «гейских штучках» и еще: «Вот ты, Слава, ничего нормального делать не умеешь, только красишься». Чем дольше я его слушал, тем сильнее в меня заползала стыдливая неловкость: казалось, брат вообще ничего не понял из того, что пытался донести до него Лев. Но Слава, слушая Ваню, искренне смеялся над его рассуждениями о косметике, степени «гейства» и над фразой: «Никогда не видел никого более педиковатого, чем ты, но это ничего страшного». В смысле, Слава смеялся не над ним, а вместе с ним, будто бы даже над собой. Как будто ему все это было вообще не обидно. Когда повествование дошло до розовых ногтей со стразами, Ваня с философским видом изрек: – И тогда я понял, что неважно, как человек выглядит и что умеет… Я, удивленный таким выводом, готов был похвалить брата, но не тут-то было. – …Даже если он умеет пользоваться отверткой, он все равно может быть педиком и красить ногти, – закончил свою мысль Ваня. Слава, улыбнувшись, поправил его: – Геем. – Я это и имел в виду, – согласился брат и, вскочив с моей кровати, снова удрал на кухню. Я вздохнул, глядя ему вслед. – До него, похоже, трудно доходит. Слава неожиданно возразил: – До него все нормально дошло. – Вообще-то он тебя оскорбляет. Папа пожал плечами. – Я так не думаю. Мне кажется, у него просто недостаток терминологии – в той среде, откуда он вышел, грубые слова становятся привычными. Мне важнее не что он говорит, а как. В нем нет злобы. Хотя напрямую Слава ни в чем меня не обвинил, я услышал мягкий укор в его словах: мол, вот твой брат, бедный мальчик из детского дома, говорит «педик» от незнания, а ты, счастливый благополучный ребенок, которому мы всё дали, называешь нас так от злости. Ай-яй-яй. Может, Слава ничего такого и не имел в виду. Может, я сам себе додумал эту вину. Но, обидевшись на собственные домыслы, я буркнул: |