Книга Окна во двор, страница 249 – Микита Франко

– А на нем можно что-нибудь написать, как на гипсе? – заинтересовался Ваня.

– Ты на всём хочешь написать какую-нибудь гадость, даже на мне, – фыркнул Лев.

Видимо, тоже вспомнил коробку с пианино, подписанную как «говно».

– Нет, ничего такого! – оскорбился Ваня. – Я бы нарисовал там сердечко.

– Правда?

– Правда, – хлопая глазами, кивнул Ваня.

В следующий наш визит Слава принес с собой маркер, и Ваня, страшно довольный собой, написал на бандаже с правого боку: «Лох».

– Вот так и доверяй людям, – цокнул Лев.

Но, кажется, совсем не обиделся.

Слава, пристроившись слева от Льва, нарисовал ему сердечко – прямо там, где у людей расположено настоящее сердце.

День выписки Льва совпал с днем рождения Вани: девятого апреля младшенькому исполнилось одиннадцать лет. Всю ночь мы со Славой украшали квартиру бумажными шарами, гирляндами и деньрожденьевскими поздравительными буквами. Утром папа уехал в больницу забирать другого папу, а я остался встречать новый день с именинником.

Но именинник проснулся хмурый, посмотрел в телефон, медленно натянул на себя одежду, вышел в гостиную, обвел мрачным взглядом наши старания и, кажется, вовсе их не оценил.

Потом он долго умывался в ванной, но это ему не помогло. Вернулся он все равно заплаканным, и мне стало ясно: что-то случилось. Я часто видел, как Ваня плачет, но обычно это было что-то очень показательное, даже истеричное, а вот так вот, всерьез и тайком, – редкая история.

– Что произошло? – спросил я, когда брат уселся на другой конец дивана, словно специально подальше от меня.

– Ты не поймешь.

– Почему?

– Потому что ты ничего не знаешь, – буркнул Ваня, смахивая слезы.

– Так расскажи мне, чтобы я понял, – мягко попросил я.

Помолчав минуту-другую, он спросил:

– Ты знаешь Нину?

– Какую Нину?

– У нее зеленые волосы и волосатые ноги, она жила вон в том подъезде, – и Ваня ткнул в окно, указывая на дом напротив – правда, подъезд с дивана было не разглядеть.

Мне бы для начала своих соседей в лицо запомнить, а не какую-то Нину из другого дома. Я ее никогда не видел, о чем сразу же сообщил Ване.

Брат, всхлипнув, продолжил так же непонятно:

– Она сестра Жоры.

Еще одно незнакомое имя.

Заметив непонимание на моем лице, Ваня сделал глубокий вдох и заговорил более связно.

Мы с Жорой в одном классе учимся. Ну мы типа друзья. Типа. Когда мы только это, я ему сразу сказал, ну, что я с геями, что они типа усыновили меня, потому что, ну, это ржачно, и я думал, он тоже поржет. Он поржал, но, походу, не поверил. Просто решил, что я не дружу с башкой, что я ему пизжу, ой, вру, только папе не говори, про геев и что я сам голубой, и всем пацанам во дворе так сказал. Они со мной продолжали общаться, но типа просто ради того, чтобы надо мной рофлить. Это я сейчас уже так думаю.

Все это до Канады случилось.

Я вот один раз домой вернулся, ну, не в слезах, ну как бы… короче, расстроенный, и Слава начал спрашивать, что случилось. Я сказал типа все нормально, а он у меня со спины снял бумажку с надписью «Пидрила». Совсем какое-то херовое слово. Хуже, чем «пидор».

У меня он ничего спрашивать не стал. Показал эту «пидрилу» Льву. А Лев сказал, что следовало ожидать. Слава сказал типа, ты че. А он сказал, что я всем подряд рассказываю, что живу с геями, вот типа и заслужил. Слава сказал, что он не прав. И че-то про правила игры. Типа я не могу с ходу понять правила игры, и вообще это тупые правила, и только у Льва по ним играть получается. А Лев сказал: «Не начинай». Я не очень понял, о чем они говорили.