Книга Окна во двор, страница 250 – Микита Франко

Потом Слава только со мной говорил. Он сказал, что в Канаде типа такого не будет, что там нормально. Ну я обрадовался и стал ждать, когда мы уже свалим, а потом появилась эта тупая Нина.

После того как меня пацаны отпинали. Прям отпинали, че ты так смотришь, я правду говорю. Ржали при этом как кони. Ну Нина их тогда и шугнула, она же взрослая, как ты, наверное, и они ее боялись. Она мне тогда тоже сказала, что я треплюсь много, ну, про геев. А еще сказала, что ей нравятся геи, что они милые. Прикинь, да? Вот бы ее со Львом познакомить.

Мы там че-то еще сказали друг другу и замолчали как дураки. А она высокая, выше тебя, ты-то вообще карлик, и мне приходилось задирать голову, чтобы на нее смотреть, и это было еще тупее. Я встал на бордюр и спросил, что она слушает, у нее наушники болтались вот здесь, и она дала один наушник мне.

Я сразу узнал песню и сказал, что это Боуи. А она сказала, круто типа, что я в своем возрасте его знаю. Я сказал, что это ты его слушаешь, что тебе нравятся мертвые старики музыканты, а она засмеялась и спросила, не извращенец ли ты. Я ответил, что вполне может быть, что ты извращенец.

– Спасибо, – я не удержался от едкой благодарности.

– Пожалуйста, – пожал плечами Ваня. – Ну так вот…

Она спросила, как меня зовут. Ну я сказал и спросил ее тоже, а она оказалась Ниной. Я наврал ей, что у нее красивое имя, но она ответила, что у нее имя как у старухи, и вообще-то это правда, я тоже так думаю.

Мы после этого разошлись. Но с того момента все стало не так. Я типа…

Ваня замялся, словно не мог подобрать слова или стеснялся сказать то самое слово.

– Влюбился? – подсказал я.

– Да, влюбился, – сдался он.

Я даже сказал, что мне нравятся ее рисунки, а они были сверхмегатупыми. То есть она нормально рисует, но только всякий кошмар. Там везде целующиеся полуголые мужики, или даже не полуголые, а совсем голые, или даже не целующиеся. И, короче, я сказал ей, что мне это нравится, что она такая… Необычная. Пипец, да? Но что я мог, я ж типа влюбился.

Я спросил, знают ли ее родители, чем она… «увлекается» (Ваня пальцами показал кавычки в воздухе), а она сказала, мол, нет, они же не такие, как твои. Это что вообще за новости? Представь, если бы кто-то из нас малевал такой бред – вот Слава и Лев сдохли бы от счастья.

Ну, короче, все стало плохо. Я уже не хотел ни в какую Канаду. Лучше пусть меня ногами забьют, думал я, чем в сраную Канаду, так далеко от Нины. Я почти каждый день ходил с ней гулять, а на этих прогулках пялился, ну типа старался запомнить навсегда.

Потом не выдержал и признался ей, что не хочу уезжать. Она спросила почему, а я сказал, типа вдруг больше не увидимся. Она такая: ну и что, а я говорю: никуда не поеду. Она говорит: ну и дурак, а я говорю, ну, в шутку, что хочу позвать ее замуж, когда вырасту. А она сказала, что за дурака не пойдет.

В тот день я вернулся домой и по-честному сказал Славе и Льву, что не хочу никуда уезжать. Ну и про Нину сказал. Слава сразу начал заливать мне про мессенджеры и видеозвонки, но он ничего на самом деле не понимал. Это же херня собачья. Меня это еще сильнее разозлило, и я сказал, что никуда не поеду, потому что это нечестно. А Лев ответил, что у меня нет выбора. Тогда я заплакал и сказал, что они переезжают только из-за себя, как будто любить умеют только они. Ну а че, разве не так? А как же моя любовь?