Книга Окна во двор, страница 242 – Микита Франко

– Вы в порядке?

– Да, в целом… да.

Я зажмурился, проклиная себя: ну что я несу? Открыв глаза, проговорил:

– Нет, на самом деле нет. Лев не в порядке.

– А вы с Ваней?

– Я нормально. Ваня, наверное, тоже. Его без тебя не могут осмотреть, говорят, нужно твое присутствие. Но он говорит, с ним все хорошо.

– В какой вы больнице?

– В областной. Ты приедешь?

– Я уже собираюсь, – глухо произнес Слава, и я услышал шорохи в трубке. Потом его голос снова стал близко: – Что со Львом?

– Врач на скорой говорил, что, может быть, перелом ребер.

Я старался давать информацию дозированно, избегая пугающих ответов про осколки, пронзившие легкое, и кашель с кровью.

– Почему«может быть»? – спросил Слава. Как мне показалось, несколько нервно. – Если вы уже в больнице, они что, точно не могут сказать?

– Я не знаю, меня туда не пускают, ничего мне не сообщают, – быстро заговорил я и понял, что звучу плаксиво. – Папа, мне кажется, я наделал проблем.

– Каких проблем? – со вздохом спросил Слава.

– Больших.

– Господи, объясни нормально, я и так на пределе.

Я сбивчиво затараторил:

– Я сказал полиции и скорой, что Лев – наш папа. Точнее, им так передали, наверное, потому что сначала я сказал так по номеру 112, а там разговор записывался! К нам приехала реанимационная бригада, и там был врач-реаниматолог, и он сказал, что знает Льва, и, когда мы уже ехали, он такой говорит: «Я не знал, что у Льва есть дети». Я ему ничего не ответил, потому что испугался, а он сам такой говорит: «Родители, наверное, в разводе?» И я сказал: «Да»! Потому что я не знал, что еще сказать, я был в таком стрессе, у меня не получалось нормально думать…

– Мики, спокойно, – попросил Слава. – Говори медленней.

– Ладно, прости… Нас привезли сюда, в его больницу, и разделили по корпусам: нас с Ваней отправили в девятый, потому что он детский, а папу отправили в пятый, потому что там… я не знаю, что там. Короче, меня осмотрели, сделали рентген, потому что у меня, кстати, огромный синяк на все тело, я тебе потом покажу, ладно, неважно, со мной все хорошо. А Ваню они не могут осмотреть, говорят, надо согласие родителей. И там какая-то женщина, врач или медсестра, не знаю, она спросила, мол, вас же с отцом привезли? Я уже молчал, потому что не знал, как выкручиваться. Ну она говорит: «Он сейчас не в лучшем состоянии, чтобы что-то подписывать, может, лучше маме позвоните, чтобы она приехала?»

Я резко замолчал, потому что у меня закончилось дыхание в легких. Кажется, я опять тараторил.

– И что дальше? – уточнил Слава. Я плохо разбирал его слова из-за гула проезжей части – видимо, он уже был в пути.

– Ничего, – просто ответил я. – Дальше я позвонил тебе.

– А почему со скорой общался ты? Они что, напрямую со Львом не могли поговорить?

Я молчал, прямо как перед медиками, допрашивающими меня насчет отца.

– Мики? – снова раздалось в трубке.

– Да, – хрипло ответил я.

– Что со Львом?

– Ничего, пап. Приезжай.

– Я еду, но ты меня пугаешь.

Я вдруг ощутил острую несправедливость от своегоодиночества, от того, как остался сам по себе с этим удушающим страхом, с неопределенностью, с предчувствием неотвратимой беды. И, эгоистично таща Славу за собой, я сказал как есть:

– Я не знаю, что с ним. Он кашлял кровью и постоянно вырубался. Больше я ничего не знаю.