Книга Окна во двор, страница 228 – Микита Франко

Я вызвался помочь и, как ассистент в операционной, угадывал, какой из инструментов попросил подать Лев.

– Ключ.

– Держи!

– Это отвертка.

– Э‐э-э… А что значит ключ?

– Ну как гаечный ключ. Видел когда-нибудь?

– А, да, видел в мультиках! Держи.

Угадал.

Потом к нам подошел Ваня, и каждый раз, когда Лев просил что-нибудь подать, брат безошибочно угадывал инструмент. Он даже знал, что такое «трещотка» – тоже ключ, но выглядит вовсе не гаечным.

– Откуда ты все это знаешь? – удивился я.

Ваня, цокнув языком, с гордым видом сообщил:

– Это врожденное мужское чувство.

– Че? – насмешливо прищурился я. – Какое чувство?

– Мужское. У нас со Львом есть, а у вас со Славой нет, потому что мы – нормальные, а вы…

Я заинтересованно посмотрел на него, ожидая, как он закончит свою мысль. И он закончил:

– Педики.

– Пап! – тут же зашелся я в возмущении. – Ты слышишь, что он говорит?

Я хотел пожаловаться, что Ваня назвал нас со Славой педиками, но вместо этого почему-то сказал:

– Он говорит, что ты не педик.

– Да, обидно, – растерянно отозвался Лев, закручивая крепежный элемент под сиденьем. – Подождите, я не могу одновременно прикручивать кресла и воспитывать детей.

Мы послушно притихли, сев рядышком на задний порог автомобиля. Перед нами открывался вид на Байкал: лед ослепительно блестел от солнечных лучей, не позволяя любоваться собой. Мы с Ваней синхронно повернули головы вправо, жмурясь от яркого света, и брат воскликнул, показывая пальцем:

– Смотри, они голые!

Прозвучало так завлекательно, что я не мог не посмотреть. И правда: в соседнем лагере девушки решили скинуть свои платья-балахоны и, никого не стесняясь, разгуливали теперь вдоль берега. Издалека на фоне солнечного света виднелись только их обнаженные силуэты – длинные распущенные волосы падали на грудь, бедра слегка покачивались от медленных размеренных движений. Казалось, они только что вышли из рекламы холодного пива на жарком пляже. У меня ничего не получалось разглядеть (но зачем-то я очень старался), и от недостатка информации воображение само стало дорисовывать мне картинку их тел, и тогда я почувствовал себя очень жарко и неловко.

– Не смотри на них, – сдавленно сказал я Ване, отворачиваясь.

– Почему?

– Ты их смущаешь.

– Это они меня смущают.

Да, меня вообще-то тоже.

Когда позади нас Лев щелкнул сиденьем, оповещая, что все готово, я сразу же забрался внутрь, лишая себя возможности таращиться на девушек. Ваня не торопился, так и продолжив сидеть на порожке, пока Лев, отряхивая руки, не проследил за его взглядом.

– О‐о-о, все понятно, – покивал папа, перекрывая Ване обзор. – Залезай в машину.

Брат нехотя подчинился, и Лев захлопнул за ним дверь. Ваня попытался выглянуть из-за кресел, чтобы посмотреть еще раз, но папа сел на водительское место и снова ему помешал. Разочарованный, Ваня обиженно фыркнул и откинулся на сиденье. Я сочувственно глянул на него: бедный мальчик.

Лев посмеялся, проследив за его мучениями через зеркало заднего вида. Конечно, легко смеяться, когда на тебя это не действует. Мне вот было не смешно.

Когда мы отъехали чуть подальше от лагеря хиппи, успокоились и забыли про голых девушек, Лев вспомнил, что кресло прикрутил, а детей так и не повоспитывал. Спросил, обращаясь к Ване:

– Так что там насчет педиков?

Я злорадно заулыбался. Ваня сник, слегка вжавшись в сиденье.