Книга Окна во двор, страница 171 – Микита Франко

– Это какой-то бред. Знаете, как часто меня били в детстве? Почти каждый день. Но я почему-то понимаю, что насилие – это насилие, и не ищу способов обкуриться.

– Да, я вижу, что вас били в детстве почти каждый день. Вы же не думаете, что у вас получается это скрыть?

Я еле сдержался, чтобы не прыснуть: мне понравилось, как она ловко задвинула его на место.

Лев молчал, играя желваками, и его светлые глаза до того потемнели, что радужка почти слилась со зрачком. Я съежился, ожидая какого-то взрыва, но папа очень спокойно спросил:

– Учитывая, что вы его выписываете, могу я забрать его сам?

– К сожалению, только ваш супруг, – сдержанно ответила Дина Юрьевна.

Лев кивнул.

– Ладно. Тогда всего доброго.

Он резко встал с кресла, собираясь покинуть кабинет, но психолог его окликнула.

– Лев!

Папа обернулся. Дина Юрьевна тоже поднялась и, направляясь к своему столу, торопливо заговорила:

– Я работаю только с детьми и родителями, но могу дать вам контакты специалистов на случай, если вы все-таки решите заняться личной терапией. – Она вытащила несколько визиток из ящика стола и одну из них протянула Льву. – Если вы захотите пойти на семейную терапию с супругом, я могу поискать человека, который работает с гей-парами.

Лев долго смотрел сначала на визитку в ее руках, потом на саму Дину Юрьевну. А потом сказал:

– Мне это не нужно. Я понимаю, какой я, и понимаю, почему я такой. Мне не нужно копаться в причинах.

Дина Юрьевна медленно опустила руку с визиткой. Искренне произнесла:

– Очень жаль.

Лев посмотрел на меня.

– Пойдем.

Я быстро поднялся и, неловко обойдя Дину Юрьевну, негромко сказал ей:

– До свидания.

Она кивнула в ответ и тут же отвернулась к окну, словно хотела спрятать лицо.

* * *

Мне нравилось болтать с Диной Юрьевной, но все остальное в наркодиспансере наводило тоску, так что я не очень расстроился, что меня выгнали.

Когда я пришел в комнату собирать вещи, Амир от зависти сначала побледнел, а потом покраснел: он ведь чего только ни пытался сделать, лишь бы выбраться оттуда, но его ни в какую не выписывали. Уходя, я даже спросил у Дины Юрьевны, почему она с Амиром так долго возится, а она ответила:

– Ему необходимо находиться здесь. Для него это вопрос жизни и смерти.

Короче, она сразу знала, что мне не нужно было там находиться, только вид делала, что считает меня наркоманом. Я на нее так посмотрел, мол, все с вами ясно, и она смутилась, что я ее раскусил. Сказала:

– У тебя хорошие родители, они умеют слушать и готовы меняться. У большинства здесь этого нет.

– Не очень-то Лев вас слушал, – скептически заметил я.

– Тебе так кажется.

Я пожал плечами и, закинув рюкзак с вещами на плечи, еще раз сказал:

– До свидания. Мы подождем в холле.

– Выписка у заведующего.

– Окей.

В холле я сел рядом со Львом – на широкую клеенчатую скамейку. Она стояла прямо напротив гардероба, и я видел наше отражениев большом зеркале, как кинокадр: пустое больничное пространство, облезлая скамейка на фоне грязно-зеленых стен и мы – сидим, даже не глядя друг на друга. Это могла быть афиша фильма про сложные отношения отца и сына, но это была реальность.

Я заметил, как Лев без перерыва трясет ногой, и шутливо ткнул его в колено.

– Не нервничай, – с напускной строгостью сказал я.

Он перестал ею трясти, но, когда я убрал палец, нога снова запрыгала.