Книга Окна во двор, страница 156 – Микита Франко

– Вас государство никогда не перемалывало, да?

Она, то ли уязвленная этим замечанием, то ли просто растерянная, несколько сникшим голосом произнесла:

– Как бы то ни было, я думаю, юридическую сторону решения этой проблемы можно оставить на потом, а сейчас важнее поддержать вашего ребенка, проработать с ним вместе эту травму.

Лев вдруг посмотрел на меня так, как будто впервые за встречу заметил мое присутствие. Неожиданно бодро поинтересовался у Дины Юрьевны:

– Могу я вечером забрать Микиту на пару часов? Верну до отбоя.

Она смешалась.

– А… зачем?

– Вы же сказали: важно поддержать ребенка, травму проработать.

– Как вы собираетесь это сделать?

– Думаю, с этим я сам разберусь, – не очень вежливо ответил Лев.

Она вздохнула.

– Отпустить можем под расписку родителя. То есть родителя по документам.

Лев, с кривой ухмылкой, покивал.

– Хорошо, я позову… родителя по документам.

Дина Юрьевна обратилась ко мне:

– Микита, ты сам-то хочешь уйти вечером с папой?

Я пожал плечами.

– Не знаю… Наверное. А что будет? – Это я уже у Льва спросил.

– Просто поговорим, – он покосился на Дину Юрьевну, – в приватной обстановке.

Я кивнул, соглашаясь, а Дина Юрьевна насторожилась.

– Лев, вы же помните наши правила? Не использовать услышанную информацию, не попрекать ею после, даже если злитесь…

Он перебил ее:

– Ничего такого я делать не собираюсь. У вас обо мне неверное впечатление.

Дина Юрьевна, поджав губы, неохотно согласилась:

– Хорошо. Будем ждать вашего супруга с распиской, потом можете забрать Микиту. Отбой в десять.

От фразы про «вашего супруга» у меня приятно потеплело в груди. Не думал, что когда-нибудь встречу такое безусловное принятие в России, да еще и в стенах государственного учреждения. Интересно, Лев тоже это почувствовал?

Когда он ушел, бросив мне короткое «Скоро увидимся», мы с Диной Юрьевной остались в кабинете одни. Пересев в его кресло, она выдохнула, как после долгой изнурительной работы:

– Тяжелый человек.

Я покивал.

– Авторитарный, – добавила она.

Я снова покивал.

Она внимательно на меня посмотрела.

– Почему ты решил позвать только его?

Я честно подумал над ее вопросом. Вспомнил, как за пару недель до родительской свадьбы ходил в кино на «Рокетмэна» – прогуливался мимо кинотеатра и решилзаглянуть, так, от скуки. А в итоге рыдал весь фильм, с самого начала, и особенно – после, оставшись в зале один, сидел и плакал, пока не закончились титры. Если «Богемскую рапсодию» я посмотрел больше десяти раз, то «Рокетмэна» поклялся никогда не пересматривать.

Не знаю, о чем этот фильм для других людей – о музыканте, о гении, о сильном человеке, о гее… Может быть. Но для меня он был о человеке, которого основательно, однозначно и хлестко не любили.

И, посмотрев на Дину Юрьевну, я откровенно сказал:

– Мне кажется, он меня не любит.

И она так же искренне возразила:

– Конечно любит! Это видно.

Я согласился отчасти:

– Может быть… Он иногда такой, как сегодня, а иногда может меня ударить или заставить что-то сделать насильно. В такие моменты кажется, что я для него… Ну, как будто бы враг.

– Да, такие перепады в одном человеке могут здорово путать, – с сочувствием произнесла Дина Юрьевна.

– Я не понимаю, почему он так по-разному себя ведет.

– Думаю, он и сам себя не понимает.

Дина Юрьевна подняла глаза на часы, я тоже посмотрел: полтретьего. Неужели мы так долго разговаривали?