Книга Окна во двор, страница 155 – Микита Франко

– Мне страшно.

– Что вас пугает?

– То, что Мики плачет, а я не понимаю почему, а когда не понимаю, не знаю, как ему помочь. А когда не знаю, как помочь, чувствую себя беспомощным.

Я настолько удивился этому длинному откровению, что перестал плакать. Дина Юрьевна обратилась ко мне:

– Как тебе то, что сказал папа? Что ты чувствуешь?

– Я… растерялся.

Она едва заметно улыбнулась:

– А чувствуешь что?

Я хотел сказать: «Растерянность», но быстро смекнул, что она и тут ответит: «Нет такого чувства». Странно было говорить про радость с заплаканными глазами, но на ум не пришло ничего лучше.

– Я рад, что папа поделился этим.

– А тебе хочется поделиться чем-нибудь с папой?

Я кивнул, вспомнив, зачем мы здесь собрались.

– Как ты хочешь: чтобы папа был рядом, пока ты рассказываешь, или чтобы он вернулся в свое кресло?

– Чтобы был рядом, – выдохнул я.

Дина Юрьевна разрешила придвинуть кресло Льва к моему, и, пока шла небольшая перестановка, я судорожнодумал, с чего начать этот разговор. Утешало только то, что главное я уже сказал, осталось нарастить эти пугающие заявления деталями. Вот только детали могут оказаться для Льва уже вовсе не пугающими, а глупыми, выставляющими меня в идиотском свете. Может, дослушав, он скажет что-то вроде: «Ну ты и придурок, конечно» – и потом отодвинет свое кресло обратно от моего, потому что я стану ему противен?

Пока я размышлял об этом, Лев оказался рядом и, перегнувшись через подлокотники, осторожно коснулся моей руки. Я, вздрогнув от неожиданности, посмотрел на него.

– Я готов слушать, если ты готов говорить, – произнес он.

В голове с его интонациями пронеслась фраза: «Куда деваться…»

– Я готов.

Рассказывал я, конечно, путано, обрывисто, слезливо, но уже на такие позорные рыдания не срывался. Все время, пока говорил, держал Льва за руку и, наверное, чего только с его рукой не делал от нервов – и сжимал, и выкручивал, – но папа терпел, ничего не говорил. Я уже потом, когда закончил и отпустил его, обратил внимание, как он разминает кисть.

Сначала Лев молчал, и, пока в воздухе висела тяжелая тишина, я успел напридумывать всяких глупостей: что он меня осуждает, что он меня ненавидит, что я ему неприятен. Потом папа, побарабанив пальцами по подлокотнику, наконец спросил:

– У тебя сохранилась та запись?

– Да.

Лев глянул в сторону, на часы, снова забарабанив пальцами. Мне было невыносимо его молчание.

– Лев, что сейчас с вами происходит? – спросила Дина Юрьевна.

– Я думаю.

– О чем?

– Что делать с этим уродом.

Я испугался, подумав, что он обо мне. Но Дина Юрьевна сказала:

– Вы можете обратиться в полицию.

Лев смерил ее насмешливым взглядом.

– Нет, не можем.

– Почему?

– Потому что вся эта история началась на гей-свадьбе родителей. Я уже представляю, как это дело повеселит ментов.

Дина Юрьевна замялась, тоже задумавшись.

– Может, эти детали можно скрыть или исказить?

– Считаете, Артур согласится нам подыграть? – усмехнулся Лев.

Дина Юрьевна выглядела потерянной – видно, она не ожидала, что эта проблема окажется такой нерешаемой.

– Вы считаете, что полиции будет дело до семьи? – неуверенно спрашивала она. – Мне кажется, что тут все-таки важнее факт изнасилования ребенка, а все остальные детали – семья, там, свадьба родителей – они не играют никакой роли.

Лев слушал ее рассуждения,как взрослые слушают лепет маленького ребенка. Когда она закончила, он спросил: