Книга Окна во двор, страница 152 – Микита Франко

И вот тогда он, посидев немного рядом со мной, предложил выкурить косяк. Я согласился и один выкурил у него в номере, а один – по дороге домой. Мне тогда было очень плохо, как будто меня на запчасти разобрали, а потом заново собрали, но не в том порядке. Я позвонил в полицию. Но потом догнался и в итоге пришел в полицейский участок угашенный. Копы вызвали моих родителей.

Вот и вся история. Так я начал употреблять. Я курил траву и больше никогда не вспоминал об этой ситуации.

Закончив, я поднял взгляд на Дину Юрьевну: ее лицо выражало смесь глубокого удивления с сильным отвращением. Это отвращение я принял на свой счет и тут же пожалел обо всем, что сказал.

Оглядевшись вокруг себя, я обнаружил, что расцарапал кожаные подлокотники кресла, пока рассказывал, – обивка забилась под мои ногти. Проведя ладонью по лицу, я понял, что опять плакал, хотя даже не почувствовал этого. И еще, что я очень горячий, как будто у меня температура.

После долгой паузы Дина Юрьевна наконец задвигалась в кресле, и я сжался, ожидая, что сейчас она скажет: «М‐да, ну и мерзость же ты мне рассказал, как тебе не стыдно…» Но она спросила:

– Ты рассказал родителям?

– Частично.

– То есть это как?

– Рассказал, когда был под травой, но потом сказал, что соврал.

– Почему?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Мне было стыдно.

– Они так и не знают?

– Я думаю, они уже поняли, что я сам его провоцировал.

Она вдруг потянулась вперед, ко мне, села на самый край кресла и вкрадчиво произнесла:

– Ты должен рассказать родителям, что он тебя изнасиловал.

Я отпрянул от ее слов, сжался в кресле.

– Он меня не изнасиловал!

– Мне жаль, но именно так называется то, что с тобой случилось.

– Нет! – упорно отвечал я. – Это… Это все не такая ситуация. Я же не какая-нибудь несчастная девочка из восьмого класса, которая шла домой, и ее перехватил пьяный бугай и трахнул в подворотне. Это все было не так. Я сам туда пошел, и я не сопротивлялся.

– Но ты сказал ему, что не хочешь.

– Да, но… Потом и не было ничего такого. Ну да, чуть-чуть было, но это быстро закончилось, правда, буквально полминуты.

У Дины Юрьевны от удивления округлились глаза.

– Какая разница сколько? Это были насильственные действия по отношению к ребенку.

– Он не знал, что я ребенок.

– Это вообще не имеет значения для тебя, только для его срока.

Я вздрогнул от слова «срок» и еще сильнее вжался в кресло.

– Почему ты не сказал правду родителям?

– А как бы это выглядело? – почти жалобно залепетал я. – Я сам все это спровоцировал, я сам виноват. В смысле, прям реально сам, вот не так, как женщинам там говорят: «Сама виновата», а вот на самом деле – я сам туда пошел. Они и так считают, что я манипулирую и все время вру, и папа забрал у меня телефон, он наверняка слышал ту запись, где я с ним так спокойно разговаривал… – Я опять сорвалсяна слезы. – Ужасно тупая ситуация…

Дина Юрьевна смотрела на меня, как будто тоже вот-вот расплачется.

– Она не тупая.

– Тупая. Я вел себя как идиот.

– Это нормально – хотеть, чтобы тебя заметили.

– Ага, в итоге все равно никто меня не заметил…

Она, недолго помолчав, предложила:

– Давай так. Я могу пригласить сюда твоих родителей, в этот кабинет. Обоих или кого-то одного, как сам решишь. И ты расскажешь о том, что произошло, здесь, в безопасном пространстве.