Книга Дни нашей жизни, страница 80 – Микита Франко

В коробке лежали личные дневники, розовый и зеленый, и стопка фотографий. Зеленый дневник датировался числами, когда маме было лет одиннадцать, а розовый оказался про меня. Как я родился, когда первый раз улыбнулся, каким было мое первое слово. Я не смог начать их читать, но пролистал.

И только в зеленом зацепился взглядом за одну из последних записей, которая заканчивалась словами: «Я хочу, чтобы они вдвоем воспитывали моего сына». А до этого речь шла о Льве, но вчитываться я уже не мог, потому что ничего не разбирал от слез.

Фотографий было много, но почти ни одну из них я до этого не видел. Где-то мама, когда еще была маленькой,где-то детские фотографии Славы или их совместные, а еще несколько фотографий, где я один и где мы с ней вместе.

До вечера я просидел дома, не отвечал ни на какие телефонные и дверные звонки и просто ждал родителей. Думал, что, когда Лев вернется, мы поговорим.

Но на самом деле мы только перекинулись парой фраз:

– Прочитал?

– Да.

– Ну вот…

– Прости меня, пап.

– И ты меня.

Мы даже не смотрели друг на друга. Почему-то трудно это было.

А перед сном я еще раз пролистал зеленый дневник, но больше обращал внимание на последние записи, когда мама уже болела.

В одной из записей она рассуждала:

«…Может, быть ребенком в однополой семье еще сложнее, чем быть геем: терпеть придется не меньше, только еще и непонятно, в чем виноват. Но я так хочу, чтобы он вырос человечным, что готова пожертвовать его беззаботным детством. Может, я не права в своих решениях, может, я плохая мать? Не знаю…»

Засыпая, я подумал: «Спасибо, мама. Это было лучшее решение».

Я понемногу читал зеленый дневник, но не по порядку. Мама хорошо писала, очень складно и красиво; у меня даже мелькнула догадка, что, наверное, таланты передаются по наследству. И от мысли, что мне от мамы передался не просто цвет глаз или волос, а целый талант, становилось очень хорошо.

Там же я наткнулся на запись о том, как она узнала, что Слава – гей. Ему тогда было тринадцать, как мне в то время.

А еще я узнал, что она верила в Бога, потому что она написала:

«Мне кажется, люди неправильно трактуют решения Бога. Я думаю, он послал мне такого брата, чтобы научить меня понимать, принимать, любить даже то, что раньше казалось мне диким. А теперь я знаю, что это не дико. Я помню брата с первого дня его жизни. Как я могу думать о нем что-то плохое?»

И еще, чуть ниже:

«Мне кажется, в каждой семье есть такой человек, благодаря которому мы становимся лучше. В нашей семье это Слава, только мама, наверное, так и не поймет его. Она слишком верит в то, что говорят другие люди».

Я улыбнулся этой записи и беззлобно подумал: «А у меня, значит, двойная – ударная доза благотворного влияния».

Родители сказали, что мне нужно пойти к другому психологу. Не к школьному. Мы поехали в какой-то медицинский центр, где на двери красовалась табличка: «Психотерапевт». Будто я разницы не понимаю.

Я немного надулся на них за это, но виду не подал. Спросил у Славы, пока ждал начала приема:

– Она спросит, зачем я пришел. Что сказать?

– А тебя ничего не беспокоит?

– Нет.

– А ситуация с Леной?

Я пожал плечами. Что в ней беспокоящего? Все уже случилось.

Но когда я зашел, то сразу понял, что родители на что-то пожаловались заранее, потому что никаких причин посещения у меня особо и не спрашивали. Разговаривала со мной женщина, очень спокойная и мягкая – наверное, мозгоправов этому учат. Школьный психолог разговаривала в похожей манере.