Книга Дни нашей жизни, страница 83 – Микита Франко

– Сначала из-за Лены, из-за ваших отношений. Побоялись, что ты не захочешь с ней расставаться. Теперь вы вроде как сами расстались, но… – Он замялся.

– Но?..

– Ты сейчас немного в расшатанном состоянии. Арина Васильевна сказала, что тебе новые потрясения ни к чему.

Арина Васильевна – это психотерапевт. Надо же, «в расшатанном состоянии»! Тоже, видимо, меня жалеет.

– Это все не так быстро делается, Мики, – будто начал оправдываться Слава. – Прямо сейчас ведь мы никуда не едем. Не в этом году и даже не в следующем.

Я посмотрел на него и сказал из последних сил:

– Я понимаю, почему вы приняли такое решение, и понимаю, почему вам это нужно. Я вас поддерживаю.

И даже улыбку из себя выдавил.

Он ушел, обрадованный тем, что я сказал что-товзрослое и умное, а у меня на этом все и кончилось. Дальше я просто разревелся, и все. И думал: «Хорошо бы, чтобы все это было настолько долго, что мне уже исполнится восемнадцать и никуда ехать не придется».

Родители купили мне щенка той осенью. Повода не было – купили просто так, я о собаке никогда не просил. Мне кажется, все это было какой-то воспитательной мерой, взращиванием во мне терпения, умения заботиться и любить.

Заподозрив в этом какие-то психологические хитрости, я разозлился. Сказал, что пускай сами гуляют с ней и кормят, потому что я не напрашивался.

Лев мне спокойно возразил:

– Ты будешь вставать в шесть утра и гулять с собакой.

– Не буду.

– Будешь.

– Не буду.

– Будешь.

– На каком основании? Я не просил ее мне дарить.

– На том основании, что я твой отец и могу тебя заставить.

Я хотел ответить, что он мне не отец, но сдержался: какой смысл? Опять доводить дело до драки? Я промолчал, а сам подумал, что на первой же прогулке ее «потеряю».

Будто услышав мои мысли, Лев пообещал:

– Сделаешь что-то с собакой – я с тебя сам шкуру спущу.

Мне от этой фразы еще сильнее захотелось что-то с ней сделать. Но будто совесть напомнила о себе, я подумал: «Я же не такой. Не живодер какой-нибудь там. А если я ее на улице просто так отпущу, она, скорее всего, к настоящим живодерам попадет».

Я тогда подумал, что еще не совсем озлобился и это хорошо. Интересно: когда вырасту, озлоблюсь совсем?

Пришлось на полном серьезе гулять с собакой, мыть ей лапы, кормить… Я злился, но почему-то не решался перестать заботиться о ней. Иногда мне казалось, что я качусь в какую-то яму и могу совсем пропасть, вырасти агрессивным, жестоким, из тех, кто может человека убить и не дрогнуть. И мне нужно цепляться за любую возможность не погрязнуть в своей агрессии совсем, поэтому я продолжал заботиться о собаке, ненавидел ее, хотел ударить, но вместо нее бил грушу или пинал мусорные баки, если дело было на улице.

Целую неделю я не давал ей имени, называл просто Собака. Потом решил, что пускай будет Сэм.

Родители спросили, почему такое имя.

– Гендерно нейтрально, – съязвил я. – Когда вырастет – сама определится.

Я докатился до самоповреждений.

Однажды на прогулке Сэм сорвалась с поводка и побежала за кошкой, а я, когда догнал ее, со злости этим же поводком и хлестнул. Сэм заскулила, и мне тут же стало стыдно, я принялся просить прощения. В следующие разы, когда хотелось ее ударить, я бил себя. Чаще всего разбивал кулаки об стену до полного онемения в пальцах, но пару раз порезал себяв области плеч, потому что они обычно недоступны для посторонних глаз.