Книга Дни нашей жизни, страница 70 – Микита Франко

Директриса сидела с таким видом, будто она одним лишь усилием воли заставляет себя дослушать Славу до конца. На ее лице недвусмысленно читалось отвращение к нам обоим.

– Яблочко от яблони… – пробубнила она себе под нос. – Вот и плоды либерального воспитания. Сначала выступают за свободу, а потом убивают тех, кто с их взглядами не согласен. И первый несогласный у нас уже в больнице! Вы не про эту ли расправу?

Слава с усмешкой ответил:

– Вы так говорите, будто ваши слова меня как-то должны смутить. Или я должен начать извиняться и говорить, что не то имел в виду? Думаю, вы поняли, что я имел в виду, и извиняться я ни за что не буду.

– Вижу, мы не найдем с вами общего языка, – сухо заметила директриса. – Очень жаль.

– Мы можем идти?

– Всего доброго.

Из школы мы вышли молча. Лишь на выходе Слава кивнул мне: мол, молодец. И я ему тоже кивнул, потому что он тоже молодец.

Но потом случилось совсем неожиданное. Отец Ильи догнал нас на полпути и, почти без пауз, затараторил:

– Я хочу, чтоб вы знали, что у меня нет никаких претензий к вашему сыну. Мне не хочется этого говорить, но я бы Илью сам голыми руками придушил бы.

– Вы чего? – удивился Слава.

– Я ничего раньше не знал. А теперь мне рассказали: и про Антона, и про случай на дне рождения, еще и это теперь.

Я его не понимал. То есть я понимал, о чем он говорит, но мне было странно, что он вот так вот…

Чтобы отделаться от него, Слава сказал:

– Не переживайте. Я приму меры в отношении сына.

– Да не нужны никакие меры! – почти закричал отец Ильи. – Это я гниду вырастил! Из-за этой тупоголовой курицы! Отдала его на музыку! А что музыка? Какая разница, музыка или нет, если от него человека все равно не осталось! Убью подонка!

Слава принялся его успокаивать и говорить, что не надо трогать Илью, что ему уже и так досталось и сейчас нелегко, а я не уставал удивляться. Подобное говорить про сына и про жену можно, наверное, только когда вообще их уже не переносишь. Я вдруг почувствовал себя удачливым, очень удачливым. Мне повезло с родителями. Вот у Ильи есть мама с папой, а что толку?..

– Прекратите, – попросил его Слава, и мнепочудилось отвращение в его голосе. – Он же ваш ребенок. Зачем вы его так… предаете?

А папа Ильи по второму кругу начал про подонка, жену-«курицу» и «бабское воспитание». Мы кое-как уговорили его успокоиться, пойти домой и никого больше не трогать.

Слава мне потом сказал:

– Думаешь, легко с таким придурком жить? Мы с тобой пять минут еле выдержали, а Илье это каждый день терпеть. Теперь он тебе, наверное, не кажется такой сволочью?

Слава был прав. Илья мне сволочью больше не казался.

Илья на занятия тоже не вернулся. Родители неожиданно перевели его в другую школу, хотя все думали, что уйду я. Слава даже предлагал мне перевестись, но Лев сказал, что это как с «Жигуля» на «Москвич» пересаживаться.

Так что я продолжил учиться в своем классе, и жизнь в нем стала гораздо спокойнее, несмотря на то что главный подпевала Ильи остался с нами. Однако Юра вел себя тихо, может быть, потому что потерял поддержку Ильи, а может, потому что теперь меня все боялись. Общались нормально, но будто бы опасались сказать что-нибудь не то. Это понимание подпитывало мое чувство вины.

Меня поставили на учет в комиссии по делам несовершеннолетних, обязали отмечаться в участке, ходить на профилактические беседы со школьным инспектором и посещать психолога.