Онлайн книга «Дни нашей жизни»
|
Она заметила мою улыбку и вдруг зло спросила: – Что? Радуешься тому, что ты такой хороший? – В смысле? – Ты – хороший! – с претензией выкрикнула она, будто бы это плохо – быть хорошим. – Вежливый, красиво ухаживаешь, стихи читаешь! Ты не поцеловал меня ни разу! И сейчас тоже… Что, даже не притронешься ко мне?! – Я не знаю… – нерешительно ответил я. – Может, ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе… – А ты прикоснись! – Она схватила меня за руку и положила ее к себе на грудь. Меня бросило в жар, но Лена тут же откинула мою ладонь и продолжила кричать: – Заматерись! Плюнь на асфальт! Один раз какую-то сволочь ударил – и то сожрать самого себя умудрился! Может, прекратишь? Что ты всех жалеешь, даже всякую шваль? Ты чего-то взамен ждешь? Или ты исусик? На берегу было светло от яркой луны; лицо у Лены сделалось каким-то серебряным, и у меня от одного взгляда на нее подступило к горлу сладкое удушье. Она вдруг сказала: – «Я другому отдана, я буду век ему верна». – Ты что, – произнес я, – встретила… «своего генерала»? – Может, это не генерал, а настоящий Онегин. Не ты. А может, это вообще не «он». – То есть? – Это девочка. Я опешил. – Ты смеешься надо мной? Она посмотрела на меня с вызовом. Глаза в глаза. И сказала: – Не смеюсь. – Лена, – с трудом выговорил я. – Если ты просто хочешь меня задеть, то… – Да не хочу я тебя задеть! – перебила она меня. – Я тебе правду говорю! – Какую правду? Ты два года назад говорила, что это противно! И где здесь правда? – А мне в самом деле было противно! От себя! Я хотела переделать себя, понятно? Думала, что смогу! Я выдохнул: – Я тебе не верю. – Ну и дурак! – Почему ты тогда плачешь? Почему кричишь из-за того, что я не прикасаюсь к тебе? – Да потому что ты правда невозможен! – Она говорила таким тоном, будто я ей очень противен. – Ты правильный до тошноты! Тебя такого ни одна девушка не вынесет! Я была уверена, что ты гей и что мы взаимно друг друга используем! Но ты ходишь за мной как привязанный, и я понимаю, что ты не врешь, ты не гей, а просто… дурак! Я посмотрел в ее заплаканные глаза и понял: она не любит меня. Она смотрит равнодушно. И она всегда так на меня смотрела. – Не сердись, – тихо сказал я. – Я и правда дурак. – Ненавижу дураков, – прошептала Лена. – Ненавижу. Ей, наверное, очень хотелось меня ударить. И я сказал: – Можешь ударить. Если хочешь. Но она только бросила на меня взгляд, будто прощальный, вытерла рукавом слезы с глаз и развернулась. Она уходила. Я посмотрел вдаль, где на другом берегу озера виднелись жилые многоэтажки. Представил, что, если бы у меня был автомат, я бы выстрелил в каждое окно. Чтобы все люди проснулись в панике, решив, что это война, и кинулись спасать документы, деньги, детей, любовников, собак, драгоценности. И чтобы кто-то понял, что им спасать нечего. Некудакидаться. И когда они поймут, что это не война, им придется всю жизнь прожить, понимая, что спасать им нечего. И так мне стало зло и радостно от этого. А возвращаясь к костру, я вдруг зарыдал. Совсем как в раннем детстве, когда ничего от слез не видишь. Я понял, что жил в какой-то сказке, где все видел так, как мне хотелось. Выдумал себе какую-то любовь. Хотя никто меня не любил. Никто. Захотели – использовали, надоело – перестали. Я не смог успокоиться, даже когда дошел до своего отряда. Сел чуть поодаль и заревел. Заметив это, вожатая стала меня утешать и задавать вопросы. Даже спросила: |