Книга Дни нашей жизни, страница 37 – Микита Франко

Слава опять тяжело вздохнул.

– Так тоже в жизни бывает…

– Как?

– Когда близкий человек предает, а чужой спасает. Думаю, это был полезный жизненный урок.

Мы посидели молча. Я не смотрел на Славу, но чувствовал, как он на меня смотрит.

– Я думал, что сбегать из дома ты начнешь гораздо позже, – невесело усмехнулся он. – Видимо, ты рано взрослеешь.

– Видимо, – хмуро согласился я.

– Раз так, то я хочу попросить тебя, как мистера Восьмилетнего…

Я чуть улыбнулся на этих словах. А он придвинулся поближе и поймал мой взгляд.

– Помиритесь, пожалуйста. Я уже устал между вами разрываться. Мне тяжело от ваших ссор, потому что я вас обоих люблю.

Его искренность и то, с какой открытостью он сказал мне об этом, меня смутили. Я отвернулся и, подумав, сказал:

– Хорошо. Мы помиримся.

Он поцеловал меня в лоб и вышел из комнаты.

Я решил, что первым со Львом не заговорю. Если он тоже хочет мириться – пусть делает шаг навстречу. Ведь шаг назад, от меня, он тоже сделал первым.

На следующий день после моего возвращения мы словно прикинулись, будто никакого побега и не было. Я не хотел никого изводить специально, но сам не заметил, что, обращаясь ко Льву, невольно начал говорить как Антон.

Например, за обедом я ему сказал:

– Папа, я буду тебе премного благодарен, если ты передашь мне хлеб.

А получив хлеб в руки, ответил:

– Спасибо,это было очень любезно с твоей стороны.

Со Славой же я общался как прежде и сам себе не мог объяснить, что на меня находит в разговоре со Львом.

В течение того дня таких случаев было сразу несколько. Я поддержал беседу родителей о медицине, сказав, что «врач – самая благороднейшая профессия на земле, даже не знаю, что бы мы делали, если бы не эти великие люди». Когда Лев читал очередную книгу по реаниматологии, я пожелал ему приятного чтения и сказал, что потом с удовольствием послушаю его ценное мнение о прочитанном.

За ужином конфликт дошел до предела. После моего вопроса «Не соблаговолишь ли передать соль?» вилка Льва полетела на пол.

– Пошли вы на хрен, – четко сказал он, вставая из-за стола.

Я изображал недоумение, но внутренне злорадствовал.

– Сядь на место, – попросил его Слава.

Он не сел, но на пороге комнаты все-таки передумал уходить и повернулся ко мне.

– Ты что, до конца жизни мне это припоминать собрался? – спросил он. – Ну прости меня! Я не подумал, я идиот, быдло, все время забываю про вашу творческую тонкую душевную натуру!

– Это не похоже на извинение, – скептически заметил Слава.

Лев развел руками.

– А что поделать? Может, когда-нибудь я дорасту до вашего интеллигентного уровня.

Когда он ушел в другую комнату, Слава тихо спросил меня:

– Зачем ты издеваешься?

– Я просто вежлив с ним. Я же тогда ему нагрубил, обозвал его. А теперь вежлив.

– Ты не вежлив. Ты изводишь его специально. Тебе его не жаль?

Я подумал и честно ответил:

– Такого, как сейчас, не жаль.

Самым ярким событием, случившимся, когда мне было восемь, стало то, что из-за меня чуть не расстались родители. Виной всему были тот дурацкий удар и мое злорадное поведение.

У нас со Львом упорно не получалось помириться. Когда я все-таки перестал вести себя нарочито вежливо, в моих разговорах с ним вновь зазвенела холодность, и это чувствовали все мы. Лев старался разговаривать со мной бодрым и будничным тоном, но чем больше он старался, тем искусственнее звучал.