Книга Дни нашей жизни, страница 39 – Микита Франко

Когда я зашел на кухню, Слава поставил передо мной миску с молоком. В ней плавали шарики «Несквик», которые Лев никогда не разрешал мне есть на завтрак. Будь он здесь, я бы уже давился кашей, омлетом или яичницей, мечтая о шоколадных хлопьях. Но теперь они стояли передо мной, а я их совсем не хотел. Они были мне противны. Неужели я больше никогда не буду есть кашу на завтрак?

Я поднял глаза на Славу. Он выглядел уставшим и бледным.

– Он ушел? – спросил я прямо.

Слава кивнул.

Тогда я сказал очень честно и прямо:

– Я его люблю.

– В этой ситуации самое глупое – то, что мы все друг друга любим, но она все равно случилась.

Я подумал, что, если все всех любят, значит, что-то еще может наладиться. В мультиках обычно так.И в фильмах тоже.

На третий день я пришел в недоумение от того, что это происходит на самом деле. Как такое вообще возможно? Сказали уйти – и он сразу ушел. Насовсем. Три дня без него – целая вечность, даже больше чем вечность.

Привычные вещи перестали приносить мне радость. Странно: это была жизнь, о которой я иногда втайне мечтал. Стать «нормальным» мальчиком из «нормальной» семьи. Теперь все происходило и правда «по-нормальному»: можно было приводить друзей в гости, говорить всем, что у меня один папа, и не лгать, – но все это вдруг стало ненужным. Я не хотел приводить никаких друзей. И, говоря об одном отце, чувствовал себя еще поганее.

На четвертый день нашей жизни вдвоем Слава сказал мне:

– Странно, что вы в такой конфронтации. Ведь вы удивительно похожи, прямо как отец и сын.

– Чем же? – не понял я.

– Своей принципиальностью и бараньим упрямством, – усмехнулся Слава. – Он принципиально не попросил у тебя прощения, а ты принципиально его не простил. Вы оба вели себя как бараны.

Я не обиделся на это сравнение. Слава был прав: я баран и вел себя глупо. Если бы можно было все вернуть, я бы так и сделал.

А на пятый день, в школе, я почувствовал себя плохо. С самого утра у меня болела голова и все тело ломило от слабости, но я привык списывать эти симптомы на переживания из-за родителей, а потому дома не остался. На первом уроке у меня начался кашель, который так стремительно усиливался, что уже к концу занятия казалось, будто у меня серьезный бронхит.

Тамара Васильевна пощупала мой лоб и сказала, что у меня, наверное, температура и я зря пришел «раскидывать бациллы». Она хотела позвонить Славе, чтобы он меня забрал, но я остановил ее.

– Можно за мной придет другой человек? – попросил я. – Он врач.

– Родственник?

– Да.

– Ну звони. Главное – чтобы тебя забрали.

Я позвонил Льву. Он почему-то не удивился моему звонку или мастерски прикинулся, что не удивлен.

Тамара Васильевна отправила меня ждать в вестибюль, потому что кашлял я все сильнее и сильнее. Там я продолжил это делать, и охранник даже предложил мне воды. Я попил, но это не помогло: кашель усиливался, и дышать становилось все труднее; пытаясь сделать хотя бы один полноценный вдох, я слышал свист откуда-то из собственной груди. Мне было жарко, но я не чувствовал себя больным. Мне просто нечем было дышать.

Раздался крик охранника:

– Позовите медсестру!

Кто-то стремительно пробежал мимо меня. Я вдруг обнаружил, что почти сполз со скамейки и, опершись руками о сиденье, продолжал кашлять.

У меня плыло перед глазами, и я смутно видел, как вокруг меня суетится охранник.