Онлайн книга «Дни нашей жизни»
|
Собираясь выйти на улицу, я услышал за своей спиной ехидный вопрос Славы, обращенный ко Льву: – Гордишься тем, что воспитал такого невероятного зануду? – Ключевое слово – «невероятного». Так что горжусь. It’s OK В сентябре я снова начал ходить в школу, как и все «нормальные люди». Без ужаса я думать об этом не мог, поэтому заранее занялся собственной терапией (и дрессировкой). За лето я успел прочитать несколько учебников по клинической психологии в поисках лучшего выхода из своего невроза и остановился на когнитивно-поведенческой терапии. Частью этой терапии стало приобретение флажка на стену с надписью «It’s OK» – именно эту фразу я пытался сделать своей жизненной философией. Она – первое, что я видел, когда утром открывал глаза. Когда запирался в комнате и плакал. И там же – когда меня трясло от агрессии, от тревоги, от желания навредить себе или покончить с собой прямо сейчас. Тогда я упирался в нее взглядом и вспоминал: это нормально. Все, что я испытываю, – нормально. Все, что со мной происходит, – нормально. Это жизнь. Я постоянно начал носить с собой в чехле телефона клетчатый листок с корявыми печатными буквами: «Это нормально». Доставал его каждый раз, когда мне становилось плохо вне дома. Мне не становилось легче, но принять происходящее оказывалось проще. Так я научил себя выбираться в город хотя бы иногда, хотя бы когда это действительно нужно, научился заново доходить до школы, научился сидеть на уроках в относительном спокойствии. Я чувствовал, что на самом деле нацепил на себя какую-то маску «нормальности», что я лишь делаю всё как «нормальный», а на самом деле в корне ничего не поменялось. Мне все еще было плохо. Страшно. Тошно. Непонятно. Я составил план собственного суицида, выбрал способ, место и слова для предсмертной записки. Просто так. «На всякий случай» – так я себе это объяснил. Все нормально. Все нормально. Все нормально. Так я повторял изо дня в день учителям, одноклассникам, родителям, бабушке, Ване, Ярику. Все нормально. Нужно улыбнуться шире. Прищурь глаза. При естественной улыбке мышцы вокруг глаз напрягаются. Все нормально. Родители все равно замечали, что со мной что-то происходит. Я видел, как они тревожно переглядываются между собой, как понижают голос, когда речь заходит обо мне. И как не могут определиться, депрессия у меня или переходный возраст. Еще и эта моя «социальная изоляция»… Лев навязчиво напоминал мне, что Ярик – хороший мальчик и что с ним надо дружить. Я говорил, что это неправильно – дружить с кем-то через силуили только потому, что «так надо». Слава же советовал просто сосредоточиться на ком-нибудь другом. Обратить внимание на то, что происходит с другими, а не только со мной. Видимо, это было ненавязчивое предложение отречься от своего эгоцентризма. И тогда я придумал игру. Сейчас сложно сказать однозначно, почему мне захотелось поступить так, как я поступил. Возможно, мне не хватало в окружении людей из дружественной для ЛГБТ среды, с которыми можно было бы доверительно обсудить любые проблемы, но, если я скажу так, я совру: рядом всегда был Ярик, к тому же Лена продолжила бы со мной общаться, если бы я сам до этого снизошел. Люди, которые могли бы меня понять, у меня на самом деле были, но почему-то конкретно их я видеть рядом не хотел. |