Онлайн книга «История Льва»
|
Впрочем, ничего такого он не делал. Теперь, когда у Лёвы появился хоть какой-то вкус к жизни и примерное представление о будущем, ему хотелось разобраться с возникшими проблемами: сдать тест на ВИЧ, придумать, кем он хочет стать, когда вырастет, и найти способ сбежать из-под отцовского гнёта. Тот давно придумал, кем Лёве стать: поступать в военную академию после одиннадцатого класса. Конечно, теперь Лёва научился бунтовать, научился направлять в его сторону ружье и нажимать на курок, но нельзя же при каждом ощущении давления со стороны отца хвататься за оружие. Ему нужно было придумать другой план. Пока он думал, близилось начало учебного года. Прошло больше месяца со дня смерти Шевы и в жизни Лёвы всё чаще появлялись дни, когда он мог ни разу о нём не вспомнить. После таких дней он, спохватываясь, начинал усиленно думать о Юре, кляня себя за «забывчивость». Параллель десятых классов объединили в один, в «А» класс, и теперь они с Власовским учились вместе. Их осталось всего восемнадцать человек: пятнадцать из «А» класса и трое из «Б». Первого сентября, на линейке, классуха не удержалась от поучительной речи: развела демагогию почти на сорок минут, мол, как ей жаль, что Юра Сорокин больше не учится с нами, ведь он, ребята, употреблял наркотики, а это ая-яй-яй и нехорошо, будете колоться, все закончите как Юра. Лёве было тошно: почему-то в последнее время всё чаще вспоминалось, как в двенадцать лет Шева хотел стать физиком-ядерщиком, а вместо этого стал поучительным примером, образцом того, как делать не надо. Неужели это всё, кем он мог стать? Власовский, стоящий рядом с ним в толпе учеников, неожиданно дотронулся до Лёвиных пальцев и сжал – в знак поддержки. Лёва посмотрел на него с благодарностью, прежде чем убрать свою руку – пока никто не заметил. Когда линейка закончилась, и толпа начала расходиться, они с Яковом задержались на школьном крыльце. Тот уточнил: - Слушай, он же не из-за наркотиков это сделал? Лёва покачал головой. - Я думаю, что из-за меня. Тогда он впервые это произнёс – раньше не решался об этом думать даже в своей голове. Поначалу у него не было сил на анализ Юриных действий, в голове вертелось: «Почему? Почему? Почему?», но ответов не приходило. Потомвсе начали говорить, что Юра был так зависим, что не выдержал ломки, и в какой-то момент Лёва в это поверил – он вспоминал, какие истерики случались с Юрой из-за отобранного пакета с клеем и эта версия начинала походить на правду. Но вскоре он снова вступал в спор с самим собой: ему казалось, что это не в характере Шевы. Да, он ужасно злился, расстраивался, истерил, плакал, но он никогда не угрожал наложить на себя руки. Размышляя об этом, Лёва скорее представлял унижающегося Шеву, готового на всё Шеву, изворотливого, ищущего варианты, обманывающего медицинский персонал, но уж точно не перерезающего себе вены. И тогда Лёва понимал: всё было сказано в ту ночь. Он сделал это, потому что не хотел так жить. Не хотел его любить. Не хотел его хотеть. Лёва терзался вопросом, мог ли он что-то исправить. Почему после ночи с Юрой он чувствовал себя таким счастливым, таким живым, переполненным любовью, радостью, жаждой к искусству? Он даже написал свои первые стихи! А Юра, после ночи с ним, только укоренился в своём желании полоснуть по венам. И опять начинался этот круговорот вопросов: «Почему? Почему? Почему? – бесконечно спрашивал себя Лёва. – Что я сделал не так?» |