Книга История Льва, страница 60 – Микита Франко

Он не смог всё это объяснить Власовскому, но Яков понял его без лишних слов.

- Это не из-за тебя, – уверенно ответил он. – Скорее всего, из-за самого себя.

- Из-за того, что он… ну…

Лёва так и не научился говорить слово «гей», но начал стесняться говорить «голубой» или «гомик» при Власовском.

- Ну да, – кивнул Яков. – Всякие внутренние конфликты. Ты и сам знаешь.

Лёва не был уверен, что он знает. От своих чувств к Шеве он испытывал три гаммы эмоций: страх, стыд и радость (последнее – только в ту ночь). В основном, конечно, это было страшно и стыдно. Больше всего он боялся, что кто-нибудь узнает, что его посчитают голубым, начнут называть педиком, а он, Лёва, будто бы до сих пор не до конца понимал, что такой и есть. Ему всё ещё казалось, что где-то там, непонятно где, есть «настоящие педики», сочащиеся похотью и манерностью ряженные мужчины, которые не дружат с головой и хотят уложить в постель каждого встречного. Вот они – голубые, или как говорит Власовский – «геи», а Лёва просто влюбился. Всего лишь в одного. И сексом он хотел заниматься только с ним. С Яковом, конечно, тоже было ничего, но всё равно, этоже он не всерьёз, а всерьёз у него только с Юрой.

Правда, эта теория ломалась об того же Якова, который выглядел обыкновенным, даже слишком обыкновенным, и никакой похотью не сочился. Лёва иногда подумывал, что Власовский тоже не настоящий педик, но Власовский на этом настаивал, уверенно называл себя «геем», а Лёва не понимал, что с ним не так, почему ему так нравится клеймить себя этим словом. Он даже хотел сказать ему, чтоб тот перестал, что он, Яков, кажется вполне нормальным, и ещё все может наладиться.

Но Лёва всё-таки не решался с ним спорить. Он чувствовал, что интеллектуальное превосходство, по всем вопросам, на стороне Власовского, а значит и по вопросам геев он действительно соображает больше него. В какой-то момент он смирился с тем, как Яков приобщает и самого Лёву к своей голубой компании, как с ним разговаривает – «Ты и сам знаешь», будто у них какой-то общий гейский опыт.

- Может, из-за родителей, - продолжал рассуждать Яков. – Что скажут, что подумают… Хотя они вроде неплохие.

- Равнодушные, - поправил Лёва.

- Это не самый плохой вид родителей, когда ты гей. Бывают так неравнодушны, что врагу не пожелаешь.

Лёва сразу подумал про своего отца.

Они с Яковом спустились со школьного крыльца и двинулись к кинотеатру (тем самым путём, на котором раньше Власовского сторожили с битами), и он продолжал говорить про Шеву:

- Вообще, странно всё с ним. Наркотики эти, суицид. Судьба какая-то идиотская. Особенно для профессорского сына, - Яков виновато покосился на Лёву. – Ты прости, что я так прямо.

Лёва вынужденно согласился:

- Наверное, ты прав.

- Слушай, а что за девчонка с ним таскалась?

Лёва не сразу и понял. Нахмурился:

- Какая девчонка?

- Ну, не знаю, какая-то, - фыркнул Яков. – Я видел пару раз.

Лёва даже вздрогнул от неожиданной догадки. Перед глазами встала та сцена из подвала: голый торс Юры, девочка на четвереньках, мокрый презерватив на ступеньках.

- Чёрт, - процедил он сквозь зубы. – Катя.

- Они встречались?

Лёва сказал вместо ответа:

- Надо её найти.

Лёва понятия не имел, откуда появилась эта Катя. Самый очевидный вариант: из школы, но он не мог припомнить, чтобы встречал её лицо в школьных коридорах. Впрочем, могла быть новенькой, да и часто ли он заглядывался на девчонок? Говоря откровенно: ни разу.