Книга Черная овечка, страница 109 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

— Теперь нет.

Бриа смеется, и, клянусь, я чуть не растекаюсь по ее лицу от этого звука. Она накрывает своей рукой мою и проводит кончиком моего члена по своим губам.

— Я дам знать, если будет слишком, — говорит она, затем со стоном втягивает нижнюю губу в рот. — Но этого не будет.

Ты чертовски везучий сукин сын, Каплан.

Я погружаю свой член в рот Брии и сразу же кончаю в заднюю часть ее горла. Она давится, и я чувствую, как она сглатывает, приспосабливаясь к вторжению, прежде чем я улавливаю ритм. Слюна и слезы текут по ее лицу, и я хватаюсь за спинку дивана рукой, моя голова наклонена, чтобы смотреть, как я трахаю ее рот, каждый толчок становится более диким, пока я не обнажаюсь до глубины души, как она и хотела. Она одобрительно хмыкает, посылая ударную волну вибрации по моему члену, которая доходит прямо до яиц. Они сжимаются, и я засовываю свой член так далеко, как она может меня принять, изливаясь в горячее, влажное тепло горла Брии. Она проглатывает все это со стоном, как будто это лучшее, что она когда-либо пробовала, и когдая заканчиваю и опустошаюсь, я вырываюсь, чувствуя, как она сильно сосет. Дьявольский блеск в ее глазах виднеется сквозь мокрые ресницы.

— Лучше, чем блинчики, — говорит Бриа, прикусывая нижнюю губу.

Боже, я хочу сказать ей, что чувствую. Откидываюсь назад и смотрю на нее, на распухшие губы, покрытую прожилками кожу и растрепанные волосы, все еще зажатые в кулаке. Мое сердце колотится от мучительной потребности признаться, как будто я совершил ужасный грех, который больше не могу скрывать. Мне просто невыносима мысль о том, что я могу ее отпугнуть.

— Ты моя, Бриа Брукс, — вместо этого говорю я, наклоняясь лицом ближе к ее губам. — Скажи мне, что ты моя.

Но она этого не делает. Она отпускает нижнюю губу, и ее глаза отрываются от моего пристального взгляда, опускаются к моему рту, поднимаются по изгибу моей щеки и обратно.

— Зачем?

Она не знает, что это такое, — напоминаю я себе, бросая спасательный плот своему тонущему сердцу.

— Потому что я не делюсь. Я хочу, чтобы ты принадлежала мне, — мои слова лишь царапают поверхность того, что я на самом деле чувствую. Ты везде, во всем. Мне не нужен никто другой. Мне невыносима мысль о том, что другой мужчина прикоснется к тебе. Я хочу знать, чувствуешь ли ты что-нибудь похожее.

Я влюбляюсь в тебя.

— Ты недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы хотеть этого, Илай, — шепчет она, как будто может прочитать мои мысли по глазам. — Ты видишь только то, что хочешь видеть.

Ее прагматизм не должен задевать, но он задевает, хотя я знаю, что она права. Мы едва знаем друг друга. Все, что я чувствую, сметается цунами похоти. И все же, я знаю, что не могу остановить то, что уже начал чувствовать. Осознание того, что Бриа уникальна и ни с чем не сравнима, является инстинктивным. Я знаю, что никогда не встречу другую женщину, подобную Брие Брукс, и уже сгораю от желания прижаться к ней.

Пальцы Брии касаются моей щеки с неуверенной мягкостью, как будто она никогда раньше не прикасалась ко мне и не уверена, стоит ли.

— Но я могу обещать тебе, что больше никого нет. Я здесь.

Я киваю и крепко целую ее, пробуя нас обоих на вкус у нее на языке. Проходит долгое мгновение, прежде чем я отпускаю ее, и не раньше, чем оставляю поцелуй на едва заметных веснушках, покрывающих ее нос.