Книга Черная овечка, страница 106 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

Я доделываю последний блин, ставлю две тарелки на островок. Бриа смотрит на еду так, словно на гранитную столешницу приземлился космический корабль. Я жду, пока она возьмет блинчик, но она этого не делает, поэтому я выкладываю один на тарелку и поливаю сиропом, затем украшаю взбитыми сливками, кусочком сливочного масла и горстью клубники.

— Это панкейк, — говорю я, пододвигая еду к ней, когда она убирает свою кофейную чашку поближе, чтобы освободить место для тарелки.

Бриа усмехается.

— Я знаю, что такое панкейк, Илай.

Звук моего имени на ее губах эхом отдается в моей голове. Она никогда не называла меня иначе, как Каплан, за исключением моментов интимности. Румянец заливает мои щеки, но я стараюсь этого не показывать, что нетрудно, поскольку Бриа все еще смотрит на еду с милой настороженностью.

— Как правило, они предназначены для еды. Иногда для метания. Или сжигания, чтобы чтобы накормить собаку. Я прислушался к твоей просьбе найти для Дьюка угощение получше.

Она смотрит на меня так, словно я только что бросил ее в тюрьму.

— Тут… слишком много сахара.

— А что плохого в сахаре?

— Я не могу столько съесть.

— Не можешь или не хочешь?

— Только в особых случаях, — уклончиво отвечает она с загадочной улыбкой.

— Ах. Вломиться в мой дом и трахаться всю ночь, пока не засыпаешь с членом в своей киске, не считается особым случаем?

Бриа сжимает губы между зубами, смех просится наружу в мерцании ее глаз. Она — самое необычное сочетание строгости и безрассудства. Она прокрадывается в мой дом и будет ждать в темноте в нижнем белье с моей отставной полицейской собакой, но не нарушит то, что явно является само собой разумеющимся правилом, и не съест блинчик, намазанный сиропом.

— Ты не ответила на мой вопрос, милая, — говорю я, отрезая вилкой кусочек ее блинчика и макая его в сироп. Она откидывается назад, когдавилка делает размашистый взмах рядом с ее губами. Я одариваю ее озорной, кривой улыбкой, и ее взгляд опускается к моей ямочке. Мои брови поднимаются в невысказанной просьбе к ней ответить на вопрос.

Бриа пожимает плечами, улыбаясь сквозь край своей кружки.

«Дерзкая женщина», — шепчет глубоко внутри моя тьма.

Я медленно кладу вилку, а затем забираю кофейную чашку из ее пальцев. Она смотрит на меня так, словно слышит шепот, который становится громче в моих мыслях. Это искушает меня всеми вещами, которые я мог бы с ней сделать. Я удерживаю ее взгляд, когда беру кончик клубники и обваливаю его в сиропе и взбитых сливках.

— Я думаю, ты только что совершила критическую ошибку, Бриа Брукс.

— Неужели? — спрашивает она, и в ее голосе слышится веселье. Я чувствую, как напрягаются ее мышцы. У меня слюнки текут.

— Да, — я выпрямляюсь и делаю свой первый медленный, осторожный шаг к концу острова.

Бриа ерзает на стуле, ее глаза сверкают, когда она ставит одну ногу на пол. Она не может сделать ни одного движения, которого я бы не заметил.

— И что же это была за ошибка?

Я делаю еще один шаг, зажав клубнику между большим и указательным пальцами. Взбитые сливки и сироп стекают по моей руке. Бриа соскальзывает со своего стула.

— Ты думала, что игры закончились, — еще один шаг — и я на краю острова. Улыбка Брии — самый яркий оттенок злобы, который я когда-либо видел. — Беги, милая.

Бриа взвизгивает и убегает в гостиную, оставляя за собой шлейф смеха. Это как кровь на охотничьем следе. Я хочу впитывать каждый звук, который слетает с ее губ.