Онлайн книга «Хранитель Моста влюбленных»
|
– Собирает подписи для ремонта ливневок, и ведь какой у нее аргумент! Ты только послушай! Она подскочила к столу и оперлась на него передними лапами, прислонив свою морду к морде Бобра. – Что в центре Тюмени в грязи утонула лошадь! – Непорядок – врет, – согласился начальник. – Три их было. – Вспомнила, что в девятнадцатом веке случилось! – не унималась Лиса. – Еще бы рассказала, что при Царе Горохе творилось! – Лучше не надо, – меланхолично заметил Бобр. – Прищучить ее пора, давно тебе говорю – прищучить! Бобр отмахнулся, с уставшим видом взял досье Кикиморы и написал карандашом – «Искажает исторические факты». Вложил его в картонную папку, завязал потрепанные веревочки и велел: – Давай следующего. Глава о том, как Хранитель узнал о своем проклятии и приспособился спасаться птичьим пометом На Мосту влюбленных включилась подсветка. Дремавший Хранитель приоткрыл один глаз. Кости ломило сильнее обычного. Достался же ему мост – у всех обычные, у него одного проклятый. А все бабка виновата. Не рухнул бы деревянный, так поставили бы его за каким путним следить. Жил бы припеваючи, как все бродники. А теперь мучайся. Поначалу-то все хорошо было. Папаша завидовал: дескать, за пешеходным присматривать – раз плюнуть. Бегают людишки туда-сюда – делов-то. И бабка довольная была. Как придет тайком повидаться, все приговаривает – ну, Хранька, свезло тебе, шо я старый профукала. Вот и он думал, что свезло, пока хиреть не начал. А с чего хиреть, никому невдомек. Решили – придуривается. А Бродька и вовсе постановил, что братец с жиру бесится от скуки. И только когда правая нога отстегиваться начала, все скумекали, что неспроста его кукожит. Так чуть и не помер, да вовремя средство от хвори нашел. И то случайно вышло, а то поминай как звали. Мигрень жуткая была, как вспомнишь – скулы сводит. Лежал на мосту, сил не было вниз спуститься. А эти туда-сюда, туда-сюда – в глазах без того мельтешит, а тут и вовсе беда. И двое еще как давай зудеть. Она – пампушка в голубом сарафане, зад под легкой тканью так и колышется, он – жердь в льняном костюме и шляпе. И вот она зудит да зудит – ты когда ремонт на кухне сделаешь, обои отходят, ламинат исцарапан, все люди как люди, а мне подружек стыдно пригласить, к Зойке мы каждую субботу ходим, у Таньки на даче посиделки, а я как бездомная – ни на чай, ни на кофе. Ни на коньячок, поддакнула жердь, коньячок-то вы хорошо хлещете. Ни на коньячок, топнула пухлой ножкой пампушка. А что – коньячок нам для тонуса нужен! И вообще, кричит, нечего меня упрекать! Да я не упрекаю, забекала жердь. Упрекаешь, еще пуще разозлилась пампушка. Щеки надулись, глаза круглые, и как выпалит – надо было за Сашку Сапожникова выходить, всю жизнь бы как сыр в масле каталась! Тут у Хранителя в висках застучало, перед глазами мушки. Калачиком свернулся, сил нет идти. Ну, запнется кто – нос расклюкает, нечего шастать, сами виноваты. А жердь нет чтобы уступить, так давай визжать. По-бабьи так, и слюни в разные стороны. И пампушка завелась пуще прежнего: он ей слово, она ему десять. Там и про ремонт уже забыли, и про счастливого Сашку Сапожникова – это жердь так ляпнула, что Сашка счастливый. В качестве обвинений полетела кошачья шерсть – развела кошек, возмущалась жердь, на работу стыдно ходить – все брюки уделаны! Пампушка парировала, что она десять лет в однушке с его матерью терпела, а теперь хочет жить как душа пожелает, а был бы мужиком, а не мямлей, ей бы не пришлось в свои лучшие годы ютиться по углам. |