Книга Лев Голицын, страница 114 – Андрей Белянин

Рыжая больше никогда не встречала меня раздетой, она с гордостью носила мою мятую рубашку и знала, что мне это приятно. Я пытался таскать из сельпо всякие сладости, но она быстро остановила меня: лошади едят и хлеб, и чипсы, и галеты, и сахар, и пряники, но это им не полезно. Кстати, девушкам тоже.

Попытка угостить ее сыром или колбасой тоже провалилась: Ласка была убежденной вегетарианкой, сыроедкой, фанаткой исключительно растительной пищи. Зато яблоки и морковь любила до безумия! Апельсины — опять нет.

А еще у нее была изумительная память. Она знала, помнила и могла рассказать о самых старых преданиях ее народа.

— Да, кони-людоеды в Греции были, мы сами боялись их. Это печальная страница истории лошадиного племени. Люди вырастили их такими, люди сделали их кровожадными уродами и в конце концов те же люди их убили. Это было очень давно, но я могу перечислить тех коней по именам.

Она не умела считать, но если бы захотела, так научилась бы быстро. Просто ей казалось нелепым пересчитывать по головам, например, количество лошадей в табуне, если она и так всех их знает в лицо. То же самое и со звездами на небе. Ей незачем было их считать, она их просто знала. Причем каждую видимую звезду она могла назвать тремя-четырьмя именами от глубокой древности до наших дней, на разных языках…

— Считается, что мы пришли сюда вон с той звезды, вы зовете ее Сириус. Там наша родина. Вместе с нами были люди-кошки, люди-собаки, люди-дельфины, люди-слоны, люди-медведи. Мой народ не одинок во Вселенной.

— Но этот мир принадлежит человеческому роду.

— Верно. Вам проще, вам не надо жить в двух обличьях, вы выбрали одну сторону. А такие, как мы, пытались соединить в гармонии человека и природу…

— Получилось?

— Нет. Трудно идти, если твои дороги раздваиваются. Когда убили последнего единорога, все мы почувствовали укол в сердце. Кто-то навсегда решил остаться зверем, кто-то, наоборот, попытался найти себе место среди людей. Таких, как я, сейчас очень мало.

— Так, может быть, и тебе стоило бы…

— Определиться? Да, конечно, но потом, не сегодня. Я не хочу сейчас.

Мы уже касались этой темы, и она всегда уходила от разговора. Бесхитростно, наивно, даже в чем-то по-детски. Я догадывался, в чем причина: она чувствовала некую ответственность за табун. Этих лошадей она воспринимала как неотъемлемую часть своего мира, прекрасно понимая, что их жизненный путь закончится под ножом мясника. О том, что и и ее судьба может решиться так же, мне думать не хотелось.

Как-то я даже предложил ей уехать со мной в город — в конце концов, со всеми вопросами можно разобраться, — но Ласка твердо отказалась.

— Ты добрый, я знаю, — честно объясняла она, — но даже люди, пожив друг с другом некоторое время, расходятся. А я лошадь. Зачем тебе лошадь дома? Ты не будешь на мне ездить, уж поверь. Мне придется долго привыкать к вашей кухне, к вашим порядкам, традициям, уборке. Я не говорю, что это невозможно, но это трудно. Зачем тебе?

Тогда мне казалось, что мое предложение великодушно и благородно. К тому же рассказы Ласки, несомненно, представляют огромный научный интерес, и она точно пользовалась бы успехом у многих профессоров любого университета — не только нашей страны, если быть честным. Задумайтесь…

Ее знания могли бы принести огромную пользу всему человечеству! Что было бы выгодно и ей самой, если она все-таки согласилась бы шагнуть в мир людей.