Книга Лев Голицын, страница 110 – Андрей Белянин

Я улыбнулся и, не делая резких движений, из боязни спугнуть животное, отложил блокнот на траву, чтобы ей было лучше видно.

Она благодарно, как мне показалось, кивнула и вдруг стала осторожно, одними губами, переворачивать страницы. На мгновение я даже испугался, что она сейчас будет жевать их, но лошадь не корова, ей просто было интересно, что я делаю с бумагой. Хорошо, мне не жалко, смотри.

Видимо, ранее ей не доводилось видеть, как кто-то рисует. Она критически оценила графичный пейзаж с излучиной реки, неудовлетворенно фыркнув — не понравилось. Потом долго перебирала два-три наброска с пасущимися лошадьми и подняла взгляд на меня, словно бы уточняя, моих ли это рук дело.

— Я художник. Учился с детства.

Она моргнула.

— Хорошо, объясню проще: берешь ручку, карандаш, фломастер, что угодно пишущее и изображаешь на бумаге то, что видишь. Разумеется, творчески переосмыслив, выбрав место, свет, композицию и… Так еще сложнее, да?

Лошадь кивнула.

— В общем, я умею рисовать, — все еще не отдавая отчета, как это могло выглядеть со стороны, я забрал блокнот, закрыл его и спросил: — А ты сама откуда?

Она пряднула ушами и повела мордой влево: там, ближе к чахлой рощице, пасся еще один небольшой табун, голов в семь-восемь.

— Значит, ты местная.

Рыжая снова кивнула.

— Ну и как там? — спросил я чисто для поддержания разговора.

Лошадь неопределенно дернула плечиком и вдруг скорчила такую смешную физиономию, скосив глаза к переносице и высунув язык, что я невольно рассмеялся. Она тоже разулыбалась во весь рот и даже запрыгала, кружась на одном месте.

Не думаю, что подобное поведение было характерно для лошадей, но, наверное, солнце и свежий воздух, насыщенный кислородом, сделали свое дело: все происходящее казалось мне абсолютно нормальным и естественным.

— А ты можешь вот так постоять пару минут без движения? Я тебя нарисую.

Рыжая лошадка удивленно повела ушами. Я взглядом указал ей на небольшой кустик в трех метрах и снова взялся за блокнот. Она неуверенно отступила на два шага назад и картинно замерла, словно бы вытянувшись в струнку.

Я помотал головой, на пальцах объясняя ей, что как изваяние стоять не надо, просто расслабься, правая передняя нога чуть вперед, левая задняя чуть назад, голову на меня, да, примерно вот так. Умничка.

Лошадь исполняла все мои просьбы, как неопытная натурщица, в первый раз вставшая на подиум. Быть может, неуверенно и даже чуть неуклюже, но она очень старалась. Я сделал три рисунка с разных точек и предложил ей посмотреть.

Рыжая метнулась ко мне с такой прыгучей резвостью, что едва не сбила меня с ног, ее глаза горели, а ноздри шумно раздувались, она была похожа на ребенка, которому пообещали включить мультики. Посмотрев на все три рисунка, то есть заставляя меня раз шесть-семь переворачивать листы, рыжая лошадь вдруг кротко всхрапнула и ткнула мордой в блокнот.

— Этот? — уточнил я. — Ты считаешь, что вот этот лучше?

Она очень медленно кивнула и подняла на меня умоляющие глаза. Мало соображая, что я делаю, потому что все происходящее было слишком нереально даже для меня, человека широких творческих взглядов, я молча вырвал лист и протянул его ей. Она осторожно прикусила его за край, все еще не сводя с меня внимательных глаз.

— Бери, бери. Это твое.