Книга Лев Голицын, страница 112 – Андрей Белянин

Полет удался. В том плане, что летел я еще метра три, подброшенный мощным крупом, и приземлился носом в траву, кажется, чудом ничего не сломав и не вывихнув.

— Боюсь, что мы неправильно поняли друг друга, — сипло пробормотал я, вставая на четвереньки. Лошадь виновато всхрапнула, опустив голову и дуя мне в лицо.

— Сам виноват.

Она радостно закивала. Я встал и отряхнул колени, глядя на ее веселье. Рыжая тут же остановилась и, осторожно, зубами вытянула две длинные травинки, застрявшие у меня в волосах. Наверное, мне стоило сказать ей спасибо? Ох…

Потом она еще раз всхрапнула, словно бы боялась лишний раз подать голос, хитро подмигнула и легкой рысью рванула к тому же перелеску.

Пробежав метров пятьдесят, лошадь обернулась, явно изумленная и озадаченная, что я не спешу за ней.

— Мне тоже туда? — уточнил я, потирая ушибленный локоть. — А зачем?

Она нетерпеливо пристукнула передней правой ножкой. Спорить с женщиной, с любой, абсолютно бессмысленно и, более того, чревато. Мне пришлось вспомнить школьные занятия физкультурой и унылые пробежки в училищном спортзале, изо всех сил припустив за своей четвероногой незнакомкой.

Ну, то есть, по идее, мы как раз уже второй день встречаемся, но я же все равно не знаю, как ее зовут, а она, в свою очередь, тоже не особо интересовалась моим именем. Хотя ей-то какой в этом смысл? Она все равно не может ко мне обращаться, лошади с нами не разговаривают.

Сколько помню по Джонатану Свифту, это мы, люди, способны обучаться лошадиному языку, а вот они нашему, увы, нет. Попугаев в расчет не берем, собак и кошек, умеющих говорить «мама», тоже, вот и получается, что…

Додумать, что-чего-где-получается-не-получается, я не успел: рыжая взмахнула черным хвостом и скрылась в кустах. Мне пришлось точно так же, тем же жестом, махнуть на все рукой и ломануться вслед. Узкая, едва заметная тропинка вывела меня на небольшую полянку, окруженную высокими деревьями и тростником.

Первое, что бросилось в глаза, так это мой вчерашний рисунок, аккуратно пришпиленный к сучку старой ветлы. Я подошел ближе, совершенно не представляя, как она смогла умудриться сотворить такое копытами.

Да и все это место, казалось, производило впечатление ухоженной девичьей комнатки. Лишние кусты аккуратно вырваны, трава разровнена, на земле ни одной сухой веточки и уж тем более, прости Господи, комков конского навоза. А тут еще этот рисунок, закрепленный так, чтобы его не сдуло случайным порывом ветра…

— Ты очень необычная лошадь, — не оборачиваясь, признал я. — Тебе не говорили?

— Нет.

От человеческого голоса, прозвучавшего у меня за спиной, я едва не подпрыгнул. Сердце упало куда-то вниз живота, кровь ударила в виски, но страха не было. Скорее, естественное для любого человека отрицание иррационального.

— Лошади не разговаривают.

— Почему? — спросил тот же голос, и кто-то потянул меня за рукав, заставляя развернуться.

Передо мной стояла довольно милая девушка с круглым лицом, синими глазами и копной рыжих волос, спадающих на плечи. Крепкая, словно модель Майоля, лет восемнадцати-девятнадцати. И да, она была абсолютно голой.

— Почему не разговаривают? Я же говорю с тобой.

— Ты… говоришь, — чуть запинаясь, кивнул я, ища глазами рыжую кобылу. — А… ты тут лошадь не видела? Только что стояла здесь, рядом, такая, с белым пятном на лбу.