Книга Хозяйка старой пасеки 2, страница 5 – Наталья Шнейдер

Я с сомнением покачала головой. Марья Алексеевна добавила:

— К тому же и ты ему свою благодарность покажешь.

— Он берет взятки?

Почему-то эта мысль была мне неприятна, Северские мне понравились, и разочаровываться не хотелось.

— Ты, Глашенька, взятки и благодарность не путай. Вот, скажем, затеялся князюшка о том годе сахар из свеклы добывать. Пока завод строили, немало мастики на воске перевели, и очень уж он сокрушался, что мужики-бортники цены на воск задрали так, что пришлось из соседнего уезда возить.

— Поняла, — медленно проговорила я, в который раз чувствуя себя безмозглой девчонкой рядом с этой женщиной. Потом сообразила еще кое-что.

— Сахар из свеклы, говорите?

— Да, кто бы мог подумать, а ведь получилось. Привилегию на этакую диковинку получил.

— И свеклу он, конечно, сам выращивает? Из своих семян?

— Как и все.

А чтобы были семена, нужно опыление.

— К чему ты об этом? — полюбопытствовала генеральша.

— Похоже, я в самом деле могу его отблагодарить, и не только продавая воск по-соседски. Но надо подумать.

— Подумать всегда полезно. А что до взяток… — Она вздохнула. — Опять же, не путай плату за покрытие злодейства или, скажем, за то, чтобы барку с солью потопить, соль до того продав, — и признательность за труды. Канцелярист в столице жалования имеет двести отрубов в год, а чтобы там жить хоть как-то, нужно не менее трех тысяч в год. Вот и идут все с подарками, понимая, что иначе чиновнику не выжить. А ведь у них семьи.

— Как будто их кто-то заставляет работать канцеляристами, — не удержалась я.

— Милая, так по закону, еще в прошлом веке принятом, дети канцеляристов ни на какую службу, кроме гражданской, поступать не могут.

Похоже, мне надо поставить свечку местному богу за то, что я оказалась дворянкой. Как бы я ни ворчала на дурацкий этикет, он все же лучше подобного бесправия.

— Хотя бывают и настоящие мздоимцы, конечно. Наш прежний исправник, говорят, целое состояние на вымогательстве сколотил. Да немного оно ему помогло, когда удар хватил. — Она похлопала меня по руке. — Не бери в голову, милая. Я подскажу, где надо.

— Да как же не брать в голову! — возмутилась я. — Ладно привилегия, могу и без нее обойтись, но мне еще в губернский суд прошение писать.

— Зачем?

— Чтобы вводный лист получить.

Марья Алексеевна открыла рот. Закрыла.

— Господи, прости мою душу грешную, еще земля на могиле Граппы, чтоб ей на том свете икалось, не осела. — Она осенила себя священным знамением. — Но ведь ни стыда ни совести, видать, у нее под старость лет не осталось. Как всем пела, будто о сироте радеет, а сама даже о главном не позаботилась. Вот уж воистину своя родня хуже чужой вражины бывает. Карга старая, чтоб ее на том свете на сковородке… — Она осеклась. — Прости, Глашенька. Я знаю, как ты тетушку любила. И за то прости, что я вовремя не разузнала, что да как, подруге поверила.

— Не за что, Марья Алексеевна. Вы и без того очень мне помогаете.

— Значит, начнешь с прошения в суд. Но и про привилегию забывать не стоит. Судейские дела медленные, так что нечего время терять. Сегодня же и напишешь.

Я кивнула. Но сперва надо выпроводить гостей.

На крыльцо вышли Нелидов — тот молодой человек, что явно очаровался Варенькой и она сама. В паре шагов за ними следовал Стрельцов.

Еще накануне вечером графиня успела пошарить по сусекам и раздобыть трость из темной вишни с латунным набалдашником в виде орлиной головы и латунным же наконечником. Я спросила, не слишком ли рано она отказалась от костылей, но девушка только отмахнулась: «Нога почти не болит, и так куда изящней, чем скакать на костылях, будто древесная жаба».