Книга Хозяйка расцветающего поместья, страница 110 – Наталья Шнейдер

— Касаточка, поросятки-то какие стали гладкие, — заметила как-то Марья. — Может, еще парочку заведем?

Я спорить не стала, мясо всегда пригодится. Вслед за новыми поросятами появилась и годовалая телочка. Если все пойдет, как задумано природой, к следующей весне у нас будет теленок и молоко.

Купец Медведев не ответил на мое письмо. Вместо того, чтобы марать бумагу, приехал сам — дородный, с окладистой бородой и таким бесхитростным и одновременно одухотворенным лицом, что прямо хоть сейчас с него святого угодника пиши. Я мысленно хмыкнула: ой, наверняка непроста та простота. Купцы считались крестьянами, и потому полагалось принимать гостя на кухне, но я помнила, как Виктор встречал в доме купца Крашенинникова, и пригласила визитера в гостиную. Купчина вел себя степенно, и я так и не смогла понять, смущен ли он таким приемом, польщен ли или про себя считает молодую барыньку легкой добычей.

— Хороша рыбка, — сказал он, отведав. — Сговоримся, ваша светлость? Цену честную дам, не обижу. Скажем, по десять змеек за фунт, ежели окуньки али плотвичка. За щучку и леща пятнадцать змеек. А коли стерлядка или осетр попадется, то отдельно считать будем.

Я покачала головой.

— Говоришь, не обидишь, а сам обижаешь, ваше степенство. За такую цену в городе свежую отдают, потому что рыба — товар особый, долго лежать не будет. А моя будет, можно не торопясь за хорошие деньги продать. Двадцать пять за мелкую, тридцать пять за крупную — и то я в убыток пойду.

Купчина крякнул, почесал бороду.

— Трудно будет за хорошие деньги продать, если ее золой пересыпать. А не пересыпешь — черви заведутся. По двенадцать да восемнадцать — это еще куда ни шло.

Я разломила кусочек.

— Ты посмотри только на эту рыбу, как она радугой переливается. А как пахнет, это ж амброзия! Такую золой засыпать — только портить. С чего бы червям завестись, если ты в коробах ее повезешь и мухам обсидеть не позволишь? Двадцать две и тридцать.

— Черви, может, и не заведутся, да рыба протухнет. Восемнадцать и двадцать пять.

— Ягоду свежую скупаешь и возишь, не протухает, а копченая рыба протухнет? — делано удивилась я. — Наверняка у тебя есть кому и льда посреди лета наморозить. К тому же и я позабочусь. Каждую рыбку в просоленную ткань оберну, все вместе опилками пересыплю, чтобы ты ее спокойно до своего погреба довез.

— Есть-то есть, да ведь ему платить надо…

Торг продолжался к явному удовольствию купчины. Да и я поймала себя на своеобразном азарте — и собственную выгоду отстоять, и сделку своей жадностью не испортить.

— Больше дать не могу, чтоб у меня голова отсохла! — сказал наконец Медведев. — Чтоб мне больше в ваш дом никогда не войти! По рукам?

— По рукам, — согласилась я.

Цену я рассчитала, еще когда писала ему предложение, и та, на которой мы сошлись сейчас, меня вполне устраивала. К тому же и опасения купца я понимала: товар новый, а ну как не оценят и не пойдет?

Медведев протянул руку, кажется, по привычке, забыв, с кем имеет дело. На середине жеста сообразил. Я не стала добавлять неловкости, и протянула руку в ответ. На лице купца промелькнуло изумление, но он справился с ним. Ударили по рукам, будто я не была ни женщиной, ни княгиней.

— Непросты вы, ваша светлость, ой непросты, — покачал головой купец, когда Марья принесла еще чая с ватрушками.