Книга Бывшие. Назови цену, Дракон!, страница 7 – Мария Авенская

— Это… — он ищет слово, морщится от боли, — плохая цена. Для нас.

— Для меня, — ответила я спокойно. — И для дела — хорошая. Зал любит такое. Работа пойдёт быстрее. И мне... станет легче.

— Ты перестанешь быть собой, — он говорил так, как будто резал что-то внутри себя. — С дырой в сердце. Эта дыра будет тянуть и причинять боль.

Я хмыкнула.

— Во мне ты их оставил слишком много. Не переживай, справлюсь.

Он молчал. По его горлу прошла судорога, тень боли легла под глазом, как синяк. Вены у ключицы опять сжались серыми жгутами, метка «Шипа» дрогнула — как паук, которого укололи веткой.

— Второй вариант, — сквозь зубы проговорила я, не давая камню захлопнуть сделку, пока я сама не добьюсь своего. — Забери у него способность чувствовать чужую боль.

Зал затаился. Свет стал вязким, как мед тёмных пчёл. Это слово ему нравилось даже больше первого.

— Эмпатию, — уточнила я, чтобы ни одна щёлочка не осталась не оговорённой. — Не жалость, не мягкость, не слёзы на чужих похоронах. Конкретно — способность чувствовать.

Воздух пошёл по кругу — не ветер, а сдвиг мира, как будто кто-то незримый повёл плечом; руны вспыхнули и погасли, оставив на стенах короткие белые шрамы света. Ему нравилась геометрия сделки: боль за боль, вкус за вкус. И ему было всё равно, на чьей лопатке останется шрам.

— Нет, — повторил Каэл, уже жёстче. — Это… нужно.

— Кому? — я приподняла бровь. — Королю? Политике? Или тебе, человеку?

Он упёрся в меня взглядом. Спорить было бы вкусно — как грызть сахарную корочку на карамели, пока язык бы не заболел. Но времени у меня не было на наслаждения. Осталось семь часов, уже меньше. «Шип» постепенно прорастает.

— Смотри, — сказала я коротко. — Честно. Пункт первый: годы мои он не возьмет. Пункт второй: моя память о тебе, зал заберет с удовольствием. Пункт третий: твоя эмпатия — идеально. Быстро. Чисто. Баланс.

— Баланс, — повторил он непонятно то ли согласившись, то ли усмехнувшись. — Ты про баланс говоришь в зале, где я однажды уже его нарушил.

Тут он попал в цель. Ком подступил к горлу — злой, дымный. Я держала его, как держат кулак на тренировке — не расслабляя, чтобы не трясло кисть.

— Тогда давай без красивостей, — я кивнула. — Я объявляю цену: память о первом признании — моя. Или твоя эмпатия. Камень, выбирай.

Зал ответил сразу — я почувствовала, как вокруг, в камне, просыпаются древние механизмы, как огромная шестерёнка чуть поворачивается в глубине и цепляет зубцами мою грудную клетку. Руны полыхнули коротко, как сигнальные огни на башне, и по полу прокатился низкий гул, от которого у меня заколотились колени.

Связь. — так сказал зал. — Только связанное.

— Обе цены связаны, — проговорила я вслух, почти раздражённо. — И со мной, и с ним.

Я поняла, что он хочет. Не «любой» вкус, не «любая» эмпатия. Конкретную. Ту, что между нами.

— Чёрт, — сказала я тихо и почему-то рассмеялась, — Конечно. Ему нужна моя память о тебе. Или твои чувствова ко мне.

Свет согласился — янтарно, ободряюще, почти ласково. У этого старого чудовища всегда был аппетит на интимное.

— Выбирай, ведьма, — шепнул камень.

Иногда хочется, чтобы выбор сделал кто-то другой. Чтобы ты могла сказать себе «меня вынудили». Но я давно взрослая: от собственных решений не спрячешься.

Я оглянулась на Каэла. Он совсем побледнел. Носогубная складка прорезалась глубже, на виске бился тонкий синеватый сосуд. Метка под ключицей шевелилась тихими иглами — осторожно, как зверь, который уже понял, что его будут вытаскивать клещами.