Книга Бывшие. Назови цену, Дракон!, страница 9 – Мария Авенская

Камень слушает. Вибрирует, когда я веду линию, и глухо одобряет, когда соль ложится ровно. Под ногтями соль хрустит, в ладонях проступает сухая шероховатость. Я вытягиваю круги ближе к алтарю, чтобы не пришлось тянуться, так меня учили: ритуал — это ещё и эргономика.

Я кладу нож справа, лезвием к себе, рукоятью к нему.

— Дыши ровно, — говорю я Каэлу, хотя его дыхание как тяжёлая, кособокая пила.

— Дышу, — отвечает он хрипло.

Я сдвигаю плащ на его плечах, чтобы открыть ключицу, и вместе с тканью в нос ударяет запах: железо, пепел, его кожа — горячая, терпкая. Пальцы тянет коснуться, потому что тело упрямое и любит свои привычки, но я удерживаю руку.

— Обмен, — напоминаю, хотя он всё помнит.

Он кивает едва заметно. Я беру нож. Лезвие холодное, уверенное. Подушечка большого пальца — к кромке, тонкий нажим, и вот уже капля моей крови — густая, вишнёвым бликом, тянется к острию. Я держу руку так, чтобы капля не упала на пол, а раздулась, тяжелея, и только потом — легко, как семечко, перекинулась на его пальцы.

— Твоя очередь, — говорю.

Он берёт нож сам. Пальцы у него подрагивают, но рука — точная. Маленький надрез на безымянном — там, где носится венец. Его кровь — темнее, гуще, горячее, как будто в ней уже кипит драконье пламя. Мы поднимаем руки и касаемся кончиками пальцев — кровь к крови.

Мир на мгновение смещается: звук уходит, остаётся только лёгкий рёв в ушах, как если бы я стояла у водопада и смотрела в горло падающей воды. Между нашими пальцами тонко щёлкает связка, как застёжка на браслете, и я чувствую, как его жар входит в мою ладонь, а мой холод — в его.

— Формула, — напоминает камень негромким гулом.

Я киваю и говорю первой.

— «Я, Элара Арден, ведьма, признаю узор твоего тела, имя твоё и пламя. Пусть кровь моя знает путь к твоему сердцу, но не властвует над ним. Пусть дыхание моё найдёт твоё, но не отнимет. Пусть слово моё держит, но не душит. Да будет круг замкнут и развязан по моей воле».

Слова расправляются в воздухе и садятся на соль, как птицы.

— Твоя, — подталкиваю его.

Каэл задерживает дыхание на полудара сердца, не потому что слаб, а потому что собирает точные слова.

— «Я, Каэл Рейвенмарк, король драконов, хозяин чёрной печати, принимаю Элару Арден. Не для власти над ней, но для власти над своей смертью. Пусть кровь моя признает её право держать и отпускать. Пусть мой огонь не пожрёт её ладони. Пусть моё слово не разорвёт её заклинание без спроса. Да будет власть моя в круге смиренна, и вне круга не безумна».

На «смиренна» руны на карнизах едва не ухмыляются, да, им смешно слышать такое из его рта. Но камень слушает серьёзно; свет становится тише, ниже, гуще. В цепи слов защёлкивается ещё одна застёжка.

Во рту соль, железо, горечь его кожи и лёгкий, едва сладкий привкус травы, которую он ел утром. Мы не закрываем глаза — это не про нежность. Это про энергию для ритуала: вдох к вдоху, выдох к выдоху, чтобы ритм не сбился. Лбы соприкасаются, и руны под потолком загораются мягче, теплее, будто кто-то накинул на свет лампы тонкую ткань.

Пальцы у нас всё ещё соединены кровь к крови. Я чувствую, как его сердце будто пытается поймать мой счёт: два, один, два, неровно, но упрямо. Я шепчу в его рот короткое: «держись», и он, кажется, пробует улыбнуться, невпопад, неуместно и поэтому живо.