Книга Бывшие. Назови цену, Дракон!, страница 10 – Мария Авенская

Круги соли начинают работать. Внутренний набухает, как тесто на дрожжах, граница между нами и всем остальным миром становится чёткой, ощутимой, как полотняная стена. Яд, запертый во втором круге, почти слышно шуршит.

— На три, — говорю. — Я захожу. Ты держишь. Без геройства. Если я скажу «стоп» - слушаешь. Если тебя потянет в темноту, ты возвращаешься ко мне.

— К тебе, — повторяет он.

Впервые без тени иронии.

Я сжимаю его пальцы, там, где кровь ещё тёплая и двигаю свою левую ладонь к метке под ключицей, чувствуя, как между нами натянулась тонкая, певчая струна. Нож возвращается на камень — лезвием к себе, рукоятью к нему.

Свет по стенам мягко пульсирует, как дыхание спящего зверя.

— Раз, — говорю. Соль под босыми ступнями шевелится, будто мелкие рыбки в воде.

— Два. — Кладу ладонь — пальцы на кость, большой — выше.

— Три.

Я касаюсь метки.

Мир взвизгивает.

Шип дёргает его грудь, как дергают за тонкий шнурок, чтобы выдернуть затычку. Алтарь под нами гулко откликается: донн, словно ударили изнутри молотком. Серые иглы в метке расправляются веером, на один страшный миг и ударяют в мою ладонь тем же игольчатым холодом, что уже узнаваем. Но сейчас это не лёгкий «привет» — это выпад.

Свет гаснет.

Полосы неба в пустых окнах темнеют, как проливы воды подо льдом. Камень под ногами… крошится. Это слышно — тонкий, мерзкий треск, как у хлебной корки, которую ломают пальцами. Между трещинами соли возникают чёрные ниточки.

— Держи! — срываюсь я. И ненавижу звук собственного голоса за эту паническую резкость.

В груди у Каэла что-то спотыкается: удар, пусто, удар, пусто, и каждый пустой промежуток кажется вечностью. Он рефлекторно тянется ко мне, хватает за запястье крепко, больно. Он дышит ртом, грубо, шумно.

— Ко мне, — повторяю, и он кивает.

Соль уходит из круга тонкой дорожкой — утечка. Я подныриваю рукой, гребу горстью назад, не отрывая другой ладонь от метки, солёные крупинки режут кожу, стирают до крови.

— Время пошло быстрее, — выдавливает Каэл.

Дракон чувствует встречный ветер часа лучше моих счётов.

Я сама чувствую: секунды стали острыми, как стекляшки. Они режут слова на короткие, колкие слоги.

— Молчи, — шепчу. — И дыши.

Мы оба дышим, как в лихорадке. Яд бьётся под моей ладонью, как сердитая рыба в сети. Камень гудит на низкой ноте — тяжёлый органный бас, от которого вибрирует живот. Соль шуршит. Железо звенит едва слышно, резонируя с этим басом.

Я вижу краем глаза: с потолка сыплется пыль — тихий, серый снег. Если круг даст трещину — нас разрежет пополам, как нитку тупыми ножницами. Мы не успеем до рассвета.

— Ко мне, не отвлекайся, — повторяет Каэл уже мне, низко, резко, как приказ.

Глава 5

Камень любит вставлять своё слово, когда ты больше всего занят сражением со смертью.

Гул, который до этого держал нас на низкой ноте, поднялся выше на полтона, как если бы кто-то провернул невидимую рукоять внутри стены. Руны по карнизам вспыхнули не ярче, а иначе: не ровным светом, а полосами, как годовые кольца на спиле дерева. В этих кольцах шевельнулось изображение, не картинка, не сон, а воспоминание, приложенное к камню.

— Сейчас не время, — прошипела я, удерживая ладонь на метке. Яд под ней стучал, как кулак в дверь. — Я занята.

Зал не спорил — он прокомментировал. Сухо, как старый мастер, который стукнет палкой по рамке: «смотри сюда». На полу, между кругами соли, по трещинам поползла тонкая серебристая дымка, и из неё, как из воды, всплыла сцена — резкая, обрезанная, но настолько живая, что я ощутила запах дождя, которого здесь не было.