Книга Бывшие. Назови цену, Дракон!, страница 6 – Мария Авенская

Руны вокруг перевели гул на ещё один тон выше — требовательный.

Я сжала рукоять ножа, чувствуя под пальцами каждую линию, и проговорила Залу:

— Слушай. Цену назову я.

Зал рванул светом, будто кивнул.

Я вдохнула и впервые за ночь позволила себе честно испугаться. Потому что цена, которую потребует зал сегодня, возьмёт не золото и не кожу. Он возьмёт часть жизни. Он всегда был падок на то, что делает нас живыми.

— И да, — добавила я уже шёпотом, наклоняясь к Каэлу так близко, что чувствовала на губах его тёплый, сухой выдох, — ты выбрал корону тогда. Сейчас выбираю я.

Свет взметнулся — белый, соляной, безжалостный. Руны вокруг вспыхнули разом, как если бы по ним провели огнивом. Камень произнёс без звука:

Назови цену.

Глава 3 

Цена — это всегда про честность. Про то, что действительно связано, а не про красивые речи.

— Хорошо, — сказала я камню и себе.

Свет в резьбе чуть притушился, будто зал щёлкнул по стеклу ногтем: «слушаю». Воздух оставался солёным — язык шершавый, как после дешёвой селёдки, и от этого сравнения захотелось улыбнуться.

Где-то сверху, в рваных глазницах окон, ветер унёс тучи, и в проём легла новая полоса серого света — холоднее, тоньше, по коже побежали гусиные мурашки, и я поймала себя на том, что держу локтем его плечо так, будто он может скатиться с алтаря.

— Первое, — выдохнула я. — Забери у меня годы.

Руны на карнизе вспыхнули и тут же погасли. По полу прокатился будто смешок — сухой, каменный.

— Не смешно, — пробурчала я. — Я серьёзно. Возьми пять. Десять. Тридцать — если от этого он…

На слове «он» горло сжало, как от глотка слишком крепкого спирта. Я кашлянула, смахнула ладонью пыль с лица. Каэл слушал, как всегда — молча и пристально, даже с закрытыми глазами.

Зал ответил не смехом — терпеливым отрицанием; руны стали цвета старой кости, как у забытого черепа в гроте, и рассыпались светом, складываясь в слово, которое можно было прочесть не глазами, а кончиками пальцев: нет.

— Потому что это не связано с ним, — сама перевела, пока камень мурлыкал свою бесконечную лекцию. — Годы — общая валюта. Залу Обетов всё равно, кто платит чужими годами. Ему нужна конкретика. То, что пришито мной к тебе— и наоборот.

Я кивнула, приняла. Опять «честно», опять будем бить туда, где больно.

— Ладно, — я облизнула пересохшие губы, железо на языке ощущалось ярче. — Тогда забери у меня память о… — слова шли будто сами, — о первом его признании.

Руны вздрогнули. Зал Обетов это любил. Любит вкус жизней, любит то, что пахнет человеком, а не формулой.

— Воспоминание о той ночи в саду, — уточнила я, потому что в торгах с Залом Обетов главное точность. — Где ты сказал «да» не короной, а собой. Забери запах мокрой травы, ту чёртову дрожь в пальцах, вкус яблок на его губах, — я по инерции загнула «его», потом поймала себя и выровняла голос, — Забери тон его голоса… — я закрыла глаза на секунду, заметив, как предательски дрогнул подбородок, — забери ту секунду, когда я впервые не испугалась. Забери эти чувства.

Руны на секунду ослепили — бело-жёлтым, голодным, в глаза. Зал шевельнул плитами — лёгкий, почти ласковый толчок в ступни, в колени, в таз. Принятие. Согласие. Он бы сожрал это с удовольствием. Слишком уж сочно. Слишком мокро и тёпло.

— Нет, — сказал вдруг Каэл.

Голос негромкий, но твёрдый. Не приказ — просьба, которая звучала как приказ. Я дернулась и посмотрела на него. Он открыл глаза, серые и тёмные одновременно, как свинец в дождь.