Книга Госпожа следователь, или Мария Сергеевна снова в деле, страница 76 – Хелен Гуда, Агния Сказка

Жофрей, не дрогнув ни единым мускулом на лице, не колеблясь ни секунды, словно опытный охотник, почуявший добычу, бросился вперед, в темный проем. Я — следом за ним, спотыкаясь и задыхаясь от волнения, с трудом переводя дыхание. Мы бежали по темному узкому коридору, уставленному мрачной мебелью, пока не достигли двери в спальню Армана. Она была слегка приоткрыта, и из узкой щели лился слабый предательский свет.

Жофрей одним решительным движением распахнул дверь, словно срывая завесу с ужасной тайны.

Картина, представшая нашим глазам, врезалась в память, словно выжженная клеймом на коже. Мужчина лежал на кровати, скрючившись в неестественной мучительной позе. Его худое аристократическое лицо было искажено гримасой невыносимой боли. Заострившиеся черты посинели, словно тронутые инеем, а изо рта шла отвратительная клокочущая пена. Он хрипел прерывисто и мучительно, словно тонущий, отчаянно пытался вдохнуть воздух, которого катастрофически не хватало в его измученных легких. Длинные тонкие пальцы судорожно сжимали шелковые простыни, комкая их в бесформенный влажный клубок.

На прикроватной тумбочке, словно злая насмешка, валялась раскрытая изящная коробка с дорогими конфетами, из которой выпали несколько пустых шуршащих оберток. Их сладкий, приторный, почти тошнотворный запах заполнял помещение, смешиваясь с удушающим запахом смерти, витавшим в воздухе.

Я замерла на пороге, парализованная ужасом, словно кролик, загипнотизированный взглядом смертоносной кобры. Что делать? Куда бежать? Кого звать на помощь в этом проклятом месте? В голове набатом билась лишь одна отчаянная мысль: "Он умирает. Он умирает прямо у нас на глазах. И мы ничего не можем сделать."

Но Жофрей… Жофрей действовал быстро, четко и решительно, словно солдат на поле боя. Он подскочил к кровати, одним отработанным движением перевернул измученного мужчину на бок, чтобы тот не захлебнулся собственной рвотой. Затем на ощупь нашел пульс на его запястье.

— Он жив, но счет идет на минуты, — прорычал Жофрей, не отрывая взгляда от истерзанного страданием лица Ришелье. — Цианид. Это определенно цианид. Проклятье.

Цианид… От одного этого слова по спине пробежал ледяной парализующий холодок, кровь застыла в жилах. Сколько же его было в этих проклятых конфетах?

Но Дюбуа сейчас поразил и удивил меня. Передо мной был не циник, не белоручка-аристократ и даже не высокомерный начальник следственного управления. Передо мной был профессионал, настоящий целитель с цепким взглядом и твердой рукой. Человек, точно знающий, что нужно делать в этой отчаянной ситуации. Его движения были четкими, отточенными до автоматизма, уверенными, как у хирурга, проводящего сложнейшую операцию.

— Бен! — заорал он, не отрывая взгляда от безучастного лица Ришелье, словно пытаясь силой голоса вернуть его к жизни. — Бен, живо за лекарем! И приведи лучшего, самого сведущего, какого только сможешь найти в этом грешном городе.

Бена, который сопровождал нас в этот раз, как ветром сдуло из комнаты. Слышался лишь удаляющийся, затихающий топот убегающего кучера, уносящий его прочь в спасительную, но такую непредсказуемую ночь.

Жофрей тем временем достал из внутреннего кармана своего расшитого камзола запачканный, невзрачный на вид небольшой флакон с темной подозрительной жидкостью. От него пахнуло чем-то терпким, землистым. Травами, собранными в глухом лесу на рассвете, и чем-то еще — неуловимо-горьким, напоминающим запах толченого миндаля. Предвестник беды.