Книга Тайна двух лагерей, страница 184 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Эмма раньше никогда не была у мужа на работе?

– Никогда. Зачем ей? Ее и не пустили бы, – покачал головой Виктор Егорович.

– Но она знала, как выглядит опытный препарат.

– Наверное, Коля ей рассказал, – согласился Головин. – Я тоже думал об этом. Все, что вы говорите, я уже сто раз обмозговал. Эмма знала, что нужно брать. И знала, что препарат еще не испытывали на людях.

– Напомните, пожалуйста, какой эффект был бы у этого лекарства? – попросил Крячко.

– Есть люди, для которых мир не бывает разноцветным. Они видят исключительно черные и серые цвета. Они не хотят жить, их ничто не радует. Приняв несколько капель вещества, над созданием которого работал Коля, они бы попадали в другое измерение, где все ярко и радостно.

– Сейчас это называют антидепрессантами, – сказал Крячко.

– Которые имеют нехорошие побочки и тяжело отменяются, – возразил Головин. – Мой друг был мечтателем, помните? Но он к тому же являлся прекрасным ученым, который хотел, чтобы его препарат был легок в применении и доступен каждому. Но прежде всего он делал это для своей любимой Эммы. Экспериментировал, ошибался, стоял на месте или двигался вперед со скоростью ракеты. Он искал и нашел бы, если бы не случился тот застой из-за невозможности продолжать работу. Если бы он не погиб, то довел бы дело до конца, и, кто знает, вероятно, сейчас бы его препарат был доступен каждому.

– Последний вопрос. Как долго сохраняется активность действующего вещества?

– Этого я не знаю. Лет пять или десять, – предположил Головин. – Но не думаю, что у Эммы сохранилась та пробирка. Прошло больше пятидесяти лет все-таки. Послушайте, а зачем полиции знать об этих разработках?

– Эмма Генриховна подозревалась в связи с преступником, который подмешивал жертвам в напитки неизвестный наркотик, – пояснил Стас. – У вас точно не сохранились образцы?

– Увы, – отрицательно покачал головой Головин. – После смерти Коли я сделал все, чтобы его проект был закрыт. Утилизировал материалы и уничтожал заметки лично. Все, кто помогал Коле, получили приличную денежную премию. Если что-то и осталось, то я не имею к этому никакого отношения. Я понимаю, что сейчас подписываю себе приговор, но прошло столько времени…

– А после вас та лаборатория пустовала?

– Нет, конечно. Там работали другие люди и занимались иными исследованиями. Я вот сейчас подумал о группе молодых людей, которые трудились вместе с Колей. Такие же талантливые, целеустремленные и очень, очень умные. Понимали, что не стоит болтать на каждом углу.

– Может быть, Николай объяснил им цель своей работы? – предположил Стас.

– Может быть. Но я об этом ничего не знаю. А нам и сейчас везет на таких. У нас ведь много специалистов, которые не рвутся читать лекции.

– Приятно это слышать.

За дверью раздались шаги, послышались голоса. Головин подобрался, вцепился в подлокотники кресла и с большим усилием поднялся на ноги. Стас понял, что ему пора уходить.

– Было приятно пообщаться, Виктор Егорович, – протянул он руку замдиректора. – Могу я к вам обратиться снова, если понадобится?

– Обязательно, – широко улыбнулся Головин. – Теперь вы знаете, где меня найти.

Стас Крячко вышел из НИИ на залитую солнцем улицу. Закурив, он медленным шагом направился во двор, где оставил машину. Людей на улице было видимо-невидимо. Все спешили на работу. Свернув во двор, Стас приготовился позвонить Гурову и отчитаться, как вдруг телефон зазвонил в его руке.