Книга Тайна двух лагерей, страница 181 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Кабинет заместителя директора оказался небольшим, но уютным. Замдиректора ответил на стук в дверь и радушно пригласил Стаса заходить и располагаться там, где ему будет удобно. Выбор был невелик – в кабинете присутствовал всего один стул, там-то Стас и приземлился.

– Виталий Егорович Головин? – на всякий случай осведомился Стас.

– Он самый, – прогудел Головин. – А кого вы ожидали увидеть?

– Лучше знать наверняка.

Головин походил на Деда Мороза в штатском. Смеющиеся глазки, абсолютно седые волосы и красное лицо. Размер одежды, которую он носил, превышал те, о которых слышал Стас Крячко, но дело было не в лишнем весе Головина, а скорее в его богатырском телосложении.

– Вы толком ничего и не объяснили, – начал он. – Позвольте ваши документы?

– Конечно. Я бы показал вашему секретарю, но в приемной никого нет.

– Рабочий день Нины начинается в девять утра, – напомнил Головин. – Впрочем, как и у остальных сотрудников. А у начальства он, как правило, ненормированный.

– Понимаю, – с уважением протянул Стас.

– У вас та же история? – улыбнулся Головин.

– Как видите, – развел руками Стас.

Головин вернул ему удостоверение и посмотрел на часы.

– Начнем, Станислав Васильевич.

– Вопрос у меня, прямо скажем, неожиданный, – начал Стас. – Вы, случайно, не помните такого сотрудника, как Николай Иосифович Эгерт?

– Коля? – очень удивился Головин. – Да, мы дружили.

– В самом деле? – Теперь пришла очередь Стаса удивляться.

– Да-да, мы вместе окончили университет, а потом пришли на работу в этот самый научно-исследовательский институт. Но… Коли нет в живых. Давно. Очень давно.

– Я знаю, – ответил Стас. – Об этом мне рассказала его вдова – Эмма Генриховна.

– Она еще жива?

В этот раз Головин удивился не очень сильно и, как показалось Стасу, был не слишком рад услышать ее имя.

– Эмма Генриховна скончалась несколько дней назад, – ответил Стас. – Сердце.

– Ну что ж… Значит, оно у нее все-таки было.

Головин посмотрел в окно.

– Значит, и Эммы теперь нет, – пробормотал он. – Что ж…

– Виталий Егорович, я к вам по другому делу, – напомнил Стас.

– Я понимаю. Глупо было бы думать, что вы пришли для того, чтобы сообщить о ее смерти. Но в некотором роде я вам благодарен.

– За что же?

– Я иногда вспоминаю молодые годы, – не отводя взгляда от окна, проговорил Головин. – Мы ведь везде ходили втроем. Коля, Эмма и я. Она была студенткой, хорошо рисовала. Планировала посвятить свою жизнь искусству. Ну а мы с Колей с головой ушли в науку. Он, правда, всегда меня опережал. Я не завидовал, потому что меня все устраивало и нам было нечего делить. Работали мы вместе, в одном отделе, а потом Коля увлекся исследованиями, а я как-то незаметно перебрался на руководящую должность. Стал его начальником, понимаете ли. Но это никак не повлияло на нашу дружбу. Мы по-прежнему уважали друг друга.

– Какими исследованиями занимался ваш друг?

– О, Коля был мечтателем, – тепло улыбнулся Головин. – Не из тех, которые только грезят, но ничего не делают, а которые стремятся вперед и только вперед. Колька вообще был таким, знаете… – Головин собрал пальцы на руке в щепотку, подбирая точное слово. – Неугомонным. Вечным мальчишкой. Он был непокорным, упрямым. Если чувствовал свою правоту, то спорил до последнего, и не так важно, что его оппонентом мог быть кандидат наук. Но ему все прощалось. Во-первых, он был гением. Настоящим гением. Во-вторых, он по-настоящему служил делу. Сейчас любую идею можно купить за деньги и на этом сделать себе карьеру, но в прошлом о таком мало думали, поверьте мне. В-третьих, Коля был красавцем. Чистокровный еврей, с породистой внешностью и удивительным обаянием. У него и родители были такими. Пережили репрессии, войны, но сына вырастили достойного. Вот таким человеком был мой друг. Был.