Книга Тихая пристань, страница 56 – Анна Рогачева

— На пустоши, говоришь… — начала она негромко. — Место и правда не ахти. Но… есть другой вариант. Старая изба, за околицей, у старого Тихона. Он помер прошлой зимой, наследников нет. Сруб стоит, крыша течет, но основа крепкая. Земля вокруг — ничья, общинная. Если управиться до того, как староста ее кому спишет… можно застолбить. По закону — если поставишь избу на общинной земле и проживешь год, она твоя.

Арина подняла глаза от работы. В глазах Агафьи не было прежнего страха. Была сложная смесь зависти, восхищения и какой-то усталой солидарности.

— Ты почему говоришь?

— Потому что выжила, — просто сказала Агафья. — Ты и дети. Не сломались. И… и я вижу, как Петька на тебя глядит. Как мужчина. Он уже не ребенок. Ему нужна своя земля. Хоть клочок. А Машеньке — своя скамейка у двери. — Она помолчала. — Я не помогу деньгами. Их нет. Но могу сказать, как подойти к старосте. И… у меня есть старые, еще материны полотенца, домотканые. Хорошая холстина. На занавеси, на половички сойдут.

Это был огромный дар. Не материальный, а стратегический и человеческий.

— Спасибо, сестра, — выдохнула Арина.

— Не за что, — Агафья махнула рукой и ушла в темноту, но ее плечи казались менее ссутуленными.

На следующий день, отправив Петьку с Гришкой на поля с особым заданием «между делом осмотреть старый дом Тихона», Арина взяла Машеньку и пошла в село. Не за заказами. Она шла с конкретной целью — поговорить со старостой, Федотом Митричем.

Федот был не злым, но осторожным, как старый барсук. Он помнил и про пана Гаврилу, и про «историю с ведьмой», которую, к счастью, удалось замять. Он принял Арину в своей избе, заставленной неуклюжими лавками и пахнущей овчиной и луком.

— Чего надо, Арина? — спросил он, не предлагая сесть.

— Земли, Федот Митрич, — прямо сказала она. — Клочок. Под избу. Детям нужен свой угол.

Староста хмыкнул.

— Где ж я тебе землю возьму? Вся поделена. Да и ты… ты ведь не здешняя. Пришлая.

— Пришлая, да оседлая, — парировала Арина. — Дети мои здесь растут. Я плачу подати (она платила символически, через работу, но платила). Работу делаюдля всей округи. А земля… есть старый дом Тихона. Сруб гниет. Земля вокруг пустует.

— Общинная земля, — насторожился староста. — Не дам я ее тебе просто так. Сход собирать надо…

— А если я не прошу просто так? — Арина положила на стол небольшой, тщательно завернутый сверток. Развернула. Там лежала рубаха из тонкого, крепкого полотна — не новая, но выстиранная до белизны и вышитая по вороту и манжетам тем самым, простым и пронзительным узором, что помнил Род. — Это тебе, Федот Митрич. Не взятка. Благодарность. За то, что приютила меня округа. И… просьба. Дайте мне год. Год, чтобы поставить на том месте избенку. Если поставлю, если обживусь — значит, Бог так судил, и земля сама меня притянула. Если нет… сруб ваш. И рубаха — просто рубаха.

Она не просила. Она предлагала сделку с высшими силами и с его, старосты, совестью. Федот смотрел на рубаху. Он был суеверен. Узор его завораживал и пугал одновременно. А главное — предложение было безвыходно мудрым. Если она не справится — община получит готовый, пусть и небольшой дом. Если справится… ну, что ж, значит, такова воля. А пану Гавриле можно будет доложить, что пустующую землю прибрала к рукам работящая вдова, укрепив тем самым хозяйство, а не разбазаривая.