Книга Тихая пристань, страница 52 – Анна Рогачева

Слух принес Петька, сбегавший в село за иголками.

— Мам, в кабаке новые. Двое. Не местные. Один — как приказчик, в очках, книжку читает. Другой… — мальчик сглотнул. — Другой молча сидит. И смотрит. На всех. Будто считает.

— Как выглядит тот, что смотрит? — спокойно спросила Арина, хотя сердце упало.

— Лицо белое, будто не на солнце бывает. Руки длинные. И… и на шее у него, под рубахой, шнурок. И на шнурке что-то блестит.

Коллекционер. Или его слуга. Они не отступили. Они сменили тактику. Не грубый наскок Лексея, не утонченный зонд Альбрехта. Теперь — методичное, терпеливое наблюдение. Картографирование местности. Поиск аномалии в обыденном потоке.

Арина поняла, что ее стратегия «растворения» была верна, но недостаточна. Наблюдатели искали не вспышку, а несоответствие.Малейшую трещинку в картине мира. Им нужен был не артефакт, а источник. И они готовы были просеять тонны песка, чтобы найти крупицу золота.

Нужно было не просто быть обычной. Нужно было создать вокруг себя правдоподобное поле. Не маскировку, а целостный образ, в котором не к чему было бы придраться.

Она пошла к местному попу, отцу Никодиму, пожилому, уставшему от жизни человеку, который ценил ее умение чинить церковные облачения почти даром.

— Батюшка, — сказала она, опускаясь на скамью в его крошечной, заставленной книгами келье. — Душа болит. Хочу замаливать грехи. Давние. Может, пост держать? Или на послушание куда…

Отец Никодим посмотрел на нее поверх очков.

— Какие у тебя, Арина, грехи? Муж пропал? Так это его грех, не твой.

— Страх, батюшка. И… маловерие. В темные минуты думала, за что мне такое. Роптала. Да и дети малые… хочу за них свечу поставить. Да не одну. Чтобы ангел-хранитель крепче держал.

Она говорила искренне, потому что это была правда. Просто не вся.

Поп вздохнул.

— Бог милостив. Постись, если душа просит. А свечи… ставь. Всем миром молиться будем, чтобы твой Степан (так они условились называть отсутствующего мужа) жив-здоров был и на путь истинный встал.

Наследующее воскресенье Арина стояла в церкви, приличная, в темном платке, с двумя свечами в руках — одну поставила к иконе Спаса, другую — к Богородице. Она молилась неистово, вслух шепча слова, которые помнила от Анны Ивановны. Она молилась за детей. За Александра, своего первого мужа. За душу Ивана, запутавшегося и сломленного. И за себя — чтобы хватило сил, мудрости и… невидимости.

Люди видели это. Видели искреннюю, почти отчаянную набожность вдовы с трудной судьбой. Этот образ ложился поверх всех других. Он был безупречен. Он был непробиваем.

Когда она выходила из церкви, к ней подошел тот самый человек в очках, «приказчик». Он вежливо приподнял картуз.

— Простите за беспокойство, матушка. Слышал, вы искусная швея. Нет ли у вас образцов работы? Я представляю интересы одной антикварной лавки из губернского города. Ищем старинные образцы вышивки, народного шитья. Платим хорошо.

Арина смотрела на него, и внутри все замерло. Но лицо ее выражало лишь вежливую отстраненность и легкую усталость после молитвы.

— Какие уж образцы, барин, — вздохнула она, поправляя платок. — Я грубое чиню, дыры латаю. До антиквариата мне как до неба. Вот отец Никодим, он может, старые книги у него есть…

— Я не о книгах, — мягко настаивал человек. — О рукоделии. Говорят, ваши работы… особенные. Будто с душой.