Книга Гадкий утёнок. Вернуть любовь, страница 42 – Джейн Реверди

И старый граф, и молодой были больше сосредоточены на военной службе, нежели на управлении хозяйством, и не удивительно, что без хозяйского надзору оно пришло в упадок.

Но сад, хоть и тоже изрядно запущенный, встретил нас запахом спелых яблок и влажной после дождя земли. Всё это было так непохоже на блестящую и чопорную столицу, что казалось — мы въезжаем не в родовое гнездо, а в иной мир, где можно дышать без оглядки.

Когда мы вышли из кареты, Дороти распрямила плечи и вдохнула воздух полной грудью.

— Здесь… спокойно, — сказала она тихо, будто боялась спугнуть это ощущение. — А я уже почти и не помнила, что так бывает.

Я оглядела дом, сад, луг и почувствовала странное, тихое счастье. Мы с Дороти были изгнанницами — каждая по-своему, — но теперь нас ждала жизнь, в которой можно было быть самими собой. Без корон, без сплетен, без чужих приговоров.

— Добро пожаловать домой, — ответила я ей.

И в первый раз за много недель это не прозвучало фальшиво.

В поместье нас встретила почти непривычная после столицы тишина. Когда мы вошли в холл, половицы приветственно заскрипели, Пробившиеся через задернутые легкими шторами высокие окна солнечные лучи ложились светлыми полосами на стены, высвечивая их заметно полинявшую обивку.

Внутреннее убранство дома не отличалось роскошью, но всё же свидетельствовало о хорошем вкусе хозяев. Наверно, несколько десятилетий назад здесь было очень красиво, но сейчас об этом остались лишь редкие напоминания в виде хорошо подобранных картин и постаревшей, но всё еще изящной мебели.

Слуги выстроились рядком, почтительно кланяясь, и я заметила, что во взглядах некоторых были не растерянность и не любопытство, а подлинная радость. Они ждали меня и были счастливы, что я вернулась. И уж они точно не станут осуждать меня за то, что я не стала женой короля.

— Мадемуазель Деланж, всё готово к вашему приезду, — поклонилась экономка мадам Амелия Верье, строгая, но заботливая женщина, которой Беренис, судя по воспоминаниям, доверяла с самого детства. — Мы постарались привести дом в порядок.

Я кивнула и невольно улыбнулась. Всё здесь было не идеально, но я понимала, что слуги сделали всё, что могли. На оштукатуренных потолках были видны трещины, а ткань, которой были обиты стены, выцвела и местами порвалась. В воздухе были запахи воска и свежих яблок. И хотя я никогда прежде не была в этом доме, я сразу почувствовала его своим, родным.

Дороти шагала рядом, с любопытством осматривая каждый уголок. Кажется, скромность обстановки ее ничуть не испугала. Должно быть, в ее родовом поместье роскоши не было тоже.

— Здесь… уютно, — сказала она, задержав взгляд на высоком камине. — А это, кажется, портрет кисти Буазеля?

Теперь уже она смотрела на картину, на которой была изображена молодая дама, сидевшая на скамейке в саду. Портрет был настолько искусным, живым, что казалось, будто ветер прямо сейчас играл волнистыми волосами женщины.

Но в живописи ни я, ни настоящая Беренис были не сильны, так что я не смогла ответить на вопрос своей подруги. А теперь я воспринимала Дороти именно так. Ведь она уже не была моей фрейлиной, но отправилась сюда вместе со мной, чтобы поддержать, подбодрить, помочь мне пережить момент изгнания из столицы. Так какже еще я могла к ней относиться?