Книга Гадкий утёнок. Вернуть любовь, страница 41 – Джейн Реверди

Он поклонились друг другу, и я закрыла дверцу.

Дорога к поместью была долгой и вязкой, словно сама природа решила испытать моё терпение.Шли дожди, и колёса кареты то глухо подпрыгивали на неровностях, то почти тонули в раскисшей глине.

Столица осталась позади, со всеми её башнями, сплетнями, торжественным блеском, и чем дальше мы отъезжали, тем чище становился воздух и легче было дышать. Я сидела у окна и смотрела, как до самого горизонта простираются пшеничные и овсяные поля, как леса словно подступают ближе к дороге, заслоняя привычный небесный простор.

Рядом со мной сидела Дороти. Она, как всегда, старалась держать себя прямо и чинно, хотя теперь не было ни двора, ни придворных глаз, что следили бы за каждым её жестом. Её губы слегка дрожали от усталости, и я заметила, что ее руки спрятаны под складками платья — чтобы я не видела, как они нервно теребят ткань.

— Я всё думаю, — наконец произнесла она, прерывая молчание, — как странно всё обернулось. Вчера я ещё была фрейлиной при дворе… а сегодня еду с вами в деревенское поместье.

Я посмотрела на неё и вздохнула:

— Дороти, вы потеряли больше, чем я. Я хотя бы избавилась от того ярма, которое взвалило на меня решение старого короля, а вы… вы остались без места.

Это было ее решение, против которого я пыталась протестовать. Она могла остаться в столице и попытаться найти себе другую службу при дворе. Хотя, конечно, пока во дворце не появится молодая королева, ни о каких фрейлинах для нее не может быть и речи.

— Зато я с вами, — отрезала она так горячо, что у меня защипало в глазах. — Расстаться с вами, зная, что вы отправитесь в этот путь одна, было бы для меня слишком тяжело. Но не беспокойтесь, я не собираюсь долго утомлять вас своим обществом. Погощу у вас немного и поеду домой.

Я прекрасно ее понимала. Ее семья наверняка не обрадуется ее возвращению домой. Ее служба в столице давала не только жалованье (что для бедных провинциалов было большим подспорьем), но и надежду на то, что она найдет там себе и жениха.

Карета мчала нас мимо больших и маленьких селений. Люди выходили из изб, провожали взглядом тяжёлый экипаж, кланялись, кто низко, кто едва заметно. В их взглядах было больше простоты и тепла, чем во всём дворце. Здесь никто не знал подробностей о расторгнутой помолвке, никто не обсуждал, «подходит ли мадемуазель Деланж для того, чтобы стать супругой короля». Для них я оставалась всё той же госпожой из большогодома, которая выросла на их глазах.

И хотя я понимала, что наверняка не все они имели основания любить членов графской семьи, они, по крайней мере, питали к ним почтение.

К вечеру вдали показались очертания поместья Беренис. И в мое сердце снова пробралась тревога.

Что, если я не смогу вспомнить кого-то из слуг или соседей? Или кто-то из них не признает во мне Беренис? Ведь у меня теперь другой характер и совсем другие манеры. Не покажется ли им странным, что я так переменилась?

Но я тут же мысленно принялась себя успокаивать. Беренис и должна была вернуться из столицы другой. Помолвка с самим королем должна была ее изменить. А значит, любые перемены будут объяснимы.

А ее самый близкий человек, ее брат Артур пока еще находится не в том состоянии, чтобы эти перемены оценивать.

Я с любопытством разглядывала дом Деланжей, который теперь был уже и моим тоже. Серые стены, затянутые плющом, башенка с узкими окнами, крыша, потемневшая от дождей и времени. На всём лежали следы запустения.