Книга Это не я, господин профессор!, страница 30 – Элла Яковец

— Ах вот это кто… — подумала я и прикусила губу.

И меня даже сразу кольнула ревность.

Понятно, почему я не сразу вспомнила, кто такая Каллиопа Розенфельд. Потому что она сама не преподает. И увидеть ее можно,только на практическом занятии по гербологии, которые проходят в третьей оранжерее. Самой маленькой, там на занятии может быть не больше пяти человек. У нас парни из-за этого чуть не бойню устраивали, кто туда пойдет.

Как раз из-за этой самой Каллиопы. У нее были такие… гм… выдающиеся достоинства. Которые она всегда прикрывала только кокетливой тоненькой рубашечкой с глубоким вырезом. И когда она наклонялась, все могли рассмотреть ее достоинства во всех подробностях.

Да и кроме сисек она… красотка.

По сравнению с ней, я просто серая мышка.

«Что их связывает, интересно?» — подумала я.

«Их» — это, конечно же, значило профессора Стэйбла и Каллиопу Розенфельд. От этой мысли мне стало не по себе.

И грустно.

Потому что мой невероятно-огненный профессор очень логично бы смотрелся как раз вот с ней рядом. С той, мысли о которой помогают парням в нашем колледже принимать душ задорнее.

Ну да, пока девушки мечтают о профессоре Стэйбле, парни мысленно трахают Каллиопу Розенфельд…

— А со мной он только из-за приворотного зелья… — пробормотала я.

И как раз в этот момент в замке повернулся ключ.

«Надо сказать, что это все неправильно!» — подумала я, отвернувшись от двери, чтобы не видеть профессора Стэйбла. Потому что как только я его увижу, я не смогу ничего сказать. Я буду мечтать только о том, чтобы он снова и снова меня… От слова «трахнул» меня почему-то покоробило. «Трахнул» — это про тот секс, который был у нас с Милошем. Вот ему как раз подходило. Ощущения были такие, будто он мной подрочил. И что рукой ему было бы удобнее, особенно если бы он у зеркала стоял.

А то, что происходило между мной и профессором Стэйблом никак нельзя было назвать этим дурацким словом.

А если пришел все-таки не он, а кто-то другой, то у меня есть записка от этой самой Каллиопы Розенфельд, что я должна поливать цветочки. Но тогда я тем более не хочу смотреть…

— Что случилось, милая? — раздался голос, от которого внутри меня моментально разлилось тепло, и тысяча бабочек вспорхнули и закружились в моем животе. Горькая непонятная обида на то, что мы встречаемся в комнате этой ослепительной Каллиопы перемешалась внутри меня с всполохами нестерпимого желания, превратившись в такой жгучий коктейль, что из глаз сами собой хлынули слезы.

— Мелоди, ты плачешь? — профессор развернул меня к себе и провел пальцами по щеке. — Тебя кто-то обидел?

«Это все неправильно!» — хотела сказать я. Но вместо этого поднялась на цыпочки, обхватила его шею руками и впилась в его губы поцелуем.

От ощущения того, что это все совсем ненадолго, что уже через несколько дней Чары Инанны перестанут действовать, и профессор Стэйбл снова станет для меня недостижимым небожителем, становилось больно почти физически.

И меня прямо-таки разрывало на части от всех этих противоречивых эмоций и мыслей, смешавшихся в одну кучу в моей маленькой голове для всего этого голове.

Потом.

Эти все серьезные разговоры и сложные лица.

И связан ли он как-то с хозяйкой этой комнаты.

Пусть все это будет потом.

После.

Сейчас у меня слишком мало времени, чтобы получить то, что стало моим по какому-то странному стечению обстоятельств.