Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 45 – Нана Кас, Мари Кир

— Похоже, моя жена прекрасно справляется с защитой чести нашей семьи.

Виктор отступает, поражённый, его взгляд мечется между нами.

— Не хочу прерывать, но карета подана. — Киллиан протягивает руку и обращается ко мне, хотя его голос слышен всем. — Думаю, мы уже достаточно повеселились. И достаточно… прояснили нашу позицию.

Его лицо по-прежнему маска, но в прикосновении пальцев, когда я кладу на них свою ладонь, чувствуется неожиданная твёрдость. Он ведёт меня через зал, который расступается перед нами в шокированном молчании.За спиной я слышу взрыв шёпота, но теперь в нём звучит не презрительный смешок, а страх и уважение.

Когда мы выходим в прохладный ночной вестибюль, Виктор взрывается, шипя на Киллиана:

— Ты с ума сошёл? Ты видишь, что она там устроила? Она могла разрушить всё!

Киллиан останавливается, помогая мне накинуть пальто.

— Напротив, — возражает он, встречаясь с моими глазами в отражении огромного зеркала. — Она продемонстрировала силу, о которой я, признаться, и не подозревал.

Он смотрит на меня не как на хрупкую неуравновешенную жену, а как на союзника. И впервые я чувствую не страх и не растерянность, а странную, тревожную уверенность.

Тяжёлые дубовые двери особняка Голицыных закрываются за нами, отсекая яркий свет и гул голосов. Ночной воздух обжигающе холоден после удушливой жары зала. Я делаю глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в коленях, смесь адреналина и ярости всё ещё пульсирует в крови.

Киллиан молча помогает мне сесть в карету, его пальцы лишь на мгновение задерживаются на моей руке. Затем он отступает, давая место Виктору, который вскакивает внутрь с выражением человека, готового взорваться, и забирается за ним следом. Дверца захлопывается, кучер щёлкает кнутом, и карета с грохотом трогается с места, увозя нас от ослепительного света в объятия тёмных, безлюдных улиц.

Тишина внутри кареты висит между нами оглушительная, нарушаемая лишь стуком колёс о булыжник и тяжёлым дыханием Виктора. Он сидит напротив, его мундир кажется ещё темнее в сумраке, а глаза горят, отражая мелькающие за окном редкие огни.

Не успеваем мы отъехать и ста метров, как он не выдерживает.

— Ты понимаешь, что ты сейчас сделала? — Его голос громок в маленьком пространстве. — Ты могла в одно мгновение уничтожить всё, над чем мы работали! Эти сплетницы — они как стая гончих! Достаточно одного неверного слова, одного намёка, чтобы…

— Чтобы что, Виктор? — раздаётся спокойный голос Киллиана. Он сидит рядом со мной, откинувшись на спинку сиденья. — Чтобы они перестали приглашать нас на свои званые вечера? Какая потеря.

— Не притворяйся идиотом, Киллиан! — Виктор смотрит на него, сжимая кулаки на коленях. — Речь не о приглашениях! О связях! Ты же сам знаешь, как важен доступ к этим архивам! А теперь, после этого представления…

— После демонстрации силы, — поправляет Киллиан невозмутимым тоном, с едва заметной насмешкой. Он поворачивает голову, и луна на мгновение выхватывает из темноты его профиль. — Настоящая львица, защищающая свой прайд. Я не видел, чтобы старая графиня Орлова так быстро закрывала свой веер со времён скандала с её мужем и горничной.

— Львица? — Виктор фыркает с таким негодованием, что карета словно подпрыгивает. — Она вела себя как разъярённая кошка на базаре! Ты слышал, что она сказала про фарфор и зависть? Это же… это чистый водевиль!