Онлайн книга «Две хризантемы»
|
В хижину вошла Юми с вязанкой хвороста, ее хаори и волосы побелели от снега. – На моей памяти такой суровой зимы не было лет двадцать, а может, и того больше… – сказала она. – Снегу чуть ли не по пояс намело… Ох, жди в горах обвалов… Хитоми вздрогнула. – Помоги нам, Окунинуси![48]– взмолилась она. – Хвороста осталось немного, не хочу пугать вас, госпожа, но придется спускаться в долину. Хитоми задумалась, посмотрела на сына, мирно посапывающего в люльке, и на голодного воробья, который коготками вцепился в край жаровни. – Другого выхода нет. Может, тебе удастся принести немного риса и бобов? – Она открыла сундук, где хранились ее кимоно и четыре мешочка, полные серебряных рё. Хитоми достала две монетки. – Вот, возьми, думаю, нынче никто не продаст рис дешево. Юми взяла монетки и поклонилась: – Не волнуйтесь, госпожа. Я вернусь еще засветло. Хитоми достала из сундука два кимоно на толстой подкладке. – Надень их, Юми. Служанка смутилась и упала на колени. – Ах, госпожа, вы так великодушны, прямо как ваша матушка! ![Иллюстрация к книге — Две хризантемы [book-illustration-3.webp]](img/book_covers/116/116228/book-illustration-3.webp "Иллюстрация к книге — Две хризантемы [book-illustration-3.webp]") Приближался час Обезьяны. Солнце постепенно скрывалось за горами, окрашивая снег в бледно-розовый цвет. Хитоми держала на руках сына, закутанного в меховое одеяльце, пытаясь согреть того своим телом. Хижина остывала, женщина чувствовала, как холод просачивается сквозь дверь, окна, затянутые промасленной рисовой бумагой, и крышу… Молодая мать, замерзая, пребывала в забытьи, несмотря на теплое зимнее кимоно. Неожиданно земля содрогнулась – хижина затряслась. Хитоми тотчас очнулась: неужели землетрясение? Прогневался дух земли? И вдруг все стихло, женщину снова поглотила пугающая морозная тишина. «Лавина! – догадалась Хитоми и мысленно взмолилась: – О могущественный Окунинуси! Не тронь нас!» Дверь хижины медленно отворилась. Хитоми показалось, что она спит и этолишь видение. Вошла Юми, неся за спиной вязанку хвороста, а спереди на груди холщовый мешок, полный риса и бобов. – Госпожа… госпожа… – задыхаясь, позвала служанка. Хитоми очнулась, отогнав холодное оцепенение. Годай завозился и открыл ротик, требуя молока. – Юми! Я молила богов о твоем возвращении! – воскликнула Хитоми. Она с трудом встала, разминая затекшие и замерзшие ноги, и положила младенца обратно в люльку. Юми трясло от холода: несмотря на два теплых кимоно, она окоченела. Хитоми сняла с нее хворост и мешок со снедью и тотчас начала растапливать очаг. – Потерпи, Юми. Я заварю чаю, и ты согреешься. – Не волнуйтесь, госпожа, мне уже лучше. – Как там в долине? Что слышно? Юми молчала, Хитоми не торопила ее с ответом. – Я сказала крестьянам, что служу господину Хинокаве… На меня посмотрели с жалостью… Хитоми замерла, внутри все похолодело… – Говори, Юми. Что с Адзути? – Госпожа! – Юми заплакала и упала перед ней на колени. – Мы остались одни… – Адзути разрушен? Отец и Моронобу погибли? – предположила Хитоми. Юми отерла слезы рукавом хаори. – Адзути теперь принадлежит господину Акэти Мицухидэ, военачальнику сёгуна. Крестьяне говорят, что без колдовства здесь не обошлось. Кто-то призвал Шикигами, и он задушил всех в замке… Хитоми затрясло от гнева. – Я отомщу сёгуну и Акэти за смерть отца и мужа! Чего бы мне это ни стоило! Юми испугалась. – Госпожа! Опомнитесь! Вы всего лишь женщина! – Пусть так! Но я – из клана Ода. Пока живы, я и Годай, наш род существует! Да, Юми, ты не слышала сход лавины? |