Книга Сны с чёрного хода 2, страница 121 – Алексей Небоходов

Годы прошли, а она так и не смогла стереть это из памяти. Каждый раз, когда жизнь предоставляла ей возможность шагнуть дальше, уйти от этих воспоминаний, они всё равно настигали её в снах, в случайных запахах, во вспышках чужих голосов.

Она убеждала себя, что это не имеет значения, что её нынешняя жизнь – единственная настоящая, но прошлое всегдаоставалось в тени, напоминая о себе в самые неожиданные моменты. И вот теперь оно не просто настигло, оно поглотило её целиком, затянуло в себя, лишив всего, что было потом. Всё, чего она достигла, исчезло, оставив её в этой реальности, которую она старалась забыть.

Лия закрыла глаза, но даже во тьме прошлое не исчезало. Она чувствовала, как комната будто сжимается вокруг неё, как холод снова становится привычным, как страх, который казался давно забытым, вновь оживает, обволакивая кожу липкой плёнкой.

Значит, это снова её жизнь? Значит, всё, что было после, – её книги, её успех, её друзья – этого никогда не существовало?

Она глубоко вдохнула, но воздух в лёгкие вошёл тяжёлый, спертый, как будто он уже был чужим, использованным кем—то другим.

И в этот момент она услышала шаги за дверью.

Медленные, неспешные, тяжёлые. Половицы под чужими ногами привычно застонали. В груди что—то сжалось, инстинкт заставил её замереть, затаить дыхание, как делала это тысячи раз раньше, слушая, как в другой комнате что—то переставляют, шуршат одеждой, откашливаются.

И затем, сквозь шум её собственных мыслей, сквозь прерывистый ритм дыхания, сквозь тишину, в которой дрожала её беспомощность, раздался голос.

– Лия!

Низкий, хрипловатый, наполненный привычной резкостью, сухим раздражением.

Этот голос принадлежал женщине, чей холодный взгляд с годами не потеплел ни на градус, чьё присутствие в доме означало бесконечные обязанности, упрёки и необходимость угадывать настроение, чтобы избежать наказания. Мачеха – слово, которое никогда не звучало для Лии как что—то родное.

Это был человек, который принял её не по доброй воле, а потому, что так сложилось, и напоминал об этом ежедневно. Её тон всегда был отрывистым, её слова – требовательными, а ласка существовала только как пустая форма в глазах окружающих. Именно этот голос, звучащий за дверью, делал прошлое окончательным и неоспоримым.

Внутри что—то оборвалось, и холод, живший в этом доме, разлился по телу, сковывая каждую мышцу, словно тяжёлый панцирь. Она чувствовала, как страх, которому, казалось, давно не было места в её жизни, просыпается снова, пробираясь в самое сердце, возвращая ту старую, болезненную привычку – быть настороже, не дышать слишком громко, не привлекать к себе внимания. Всё внутри неё знало, что этот голос не предвещаетничего хорошего.

Этот голос был ей слишком знаком. Голос, который никогда не звучал с теплом, никогда не говорил добрых слов, не произносил её имени с лаской. Голос, который всегда был приказом, требованием, очередной ношей, которая ложилась ей на плечи.

Она снова здесь, в этом доме, где каждая трещина на стене, каждая потёртость на полу помнила её детство, наполненное бесконечной обязанностью угождать, подчиняться, быть тенью. Она снова та Лия, которая когда—то не могла уйти, не могла ослушаться, не могла позволить себе даже мечтать о свободе, потому что в этом доме свободы не существовало.