Книга Кто скрывается за тьмой?, страница 39 – Герда Куинн

И толчок в бок. Как будто кто-то под водой врезался в неё с силой.

Она повернула голову — и замерла.

Это было Оно.

Призрак.

Он не касался воды — она просто умирала под ним. Вокруг него всё гнило. Свет гас. Море чёрнело. Он был, как разлагающийся ветер.

Его лицо — пустая воронка. Пустота вместо глаз. И это пустота смотрела на неё.

И в этот момент внутри неё проснулись звери.

— Уходим! Быстро! Это не наш бой! — прошипела Пантера. Холодная, чёткая, старая, как сама ночь. — Мы не справимся!

— Нет! Я не бегу! — зарычалаПума. — Он уже рядом! Если убегать — он нас сожрёт. Надо сражаться!

— Ты погибнешь! Она погибнет! Мы все исчезнем!

— Так пусть! Но я умру стоя. А не прячась.

Джессика была между ними. Одним телом. Одним разумом. Звери боролись — за её жизнь, за её выбор. Она чувствовала, как у них дрожат лапы. Как вены пульсируют страхом.

И Призрак пошёл.

Песок под ним трескался. Деревья вокруг высыхали. Листья облетали. Воздух — кислый, как кровь.

— Я сдержу его… — прошептала Пантера. — Но ты — добей. Иначе всё будет зря. Я не вернусь.

— Ты… жертвуешь собой?!

— Ради неё. Ради нас. Ради света. Делай это. Быстро.

И тогда Пантера вышла.

---

Она чувствовала, как земля под ногами затаила дыхание.

Сначала пришёл зуд — едва уловимый, словно кожа вспоминала что-то древнее. Он расползался по позвоночнику, тянул сухожилья, обволакивал плечи. Руки налились силой, пальцы начали изгибаться, ломаться в непривычных изгибах, когтистые тени пробивались сквозь ногти, как будто они были не костью, а живыми побегами.

Суставы хрустели — не от боли, а от того, что юное тело отказывалось подчиняться законам человеческого мира. Ткани растягивались, будто кто-то распарывал её изнутри, открывая древнюю суть. Грудная клетка расширялась, живот подтягивался, таз сдвигался — строение тела менялось на уровне костей.

Джессика задыхалась, не от ужаса — от прилива силы. Мышцы наливались, сжимались, передвигались под кожей, как змеи. Сердце стучало глухо, сбито, но с каждым ударом в ней росла ясность. Она уже не стояла — она пригибалась. Колени подогнулись, ступни вытянулись, пальцы расползались веером, готовясь к прыжку.

Мир вокруг обострился — не просто звуки, а вибрации, токи воздуха, мельчайшие движения ветра в траве. Запахи хлынули рекой: мох, древесина, кровь, её собственный страх, пряный, живой. Зрачки растянулись, расплавились, и её глаза стали частью ночи — тёмными, глубинными, в которых отражалась мудрость, накопленная годами.

Последним исчез голос. Не человеческий — внутренний. Он ещё пытался удержать её, цеплялся за сознание, но Пантера уже дышала сквозь неё, сквозь лёгкие, сквозь каждую клетку. Она не стала другим существом — она вспомнила, кем была всегда.

Шелест — и там, где только что стояла девушка, осталась чёрная тень с темными глазами. Пантеройона не казалась — она ею была.

Из Джессики вырвалось чёрное, струящееся тело. Беззвучный хищник. Тьма, принявшая форму. Пантера. Её шерсть поблёскивала серебром, глаза сверкали холодом.

Призрак остановился.

Он чувствовал её.

Она прыгнула. Быстро, точно, бесстрашно.

И он ударил её взглядом.

Не лапой. Не голосом. Пустотой.

Пантера затряслась, как в лихорадке. Её лапы задрожали, шерсть задымилась. Он вытягивал из неё жизнь.

Но она вцепилась в него. Когтями. Волей. Не дала уйти.