Книга Эта башня во мне, страница 85 – Надежда Ожигина

– Когда проснешься, поезжай в МГУ, разыщи Маргариту Некрасову. В архивах вся история башен, проекты Сталина по наброскам Брюса. Аля, ты не одна. Ты Седьмая сестра, последняя в списке. Шестеро сами придут за тобой, все расскажут и все объяснят, пристроят к работе в Бюро. Мне действительно пора, внучка Софи…

– Ты – мой дедушка? – ляпнула я, ухватившись за крохотный шанс оправдать его сексуальный игнор.

Воронцов от души рассмеялся:

– Только внучки мне не хватает! Аля, очнись, ты Седьмая, и над Москвой крепнет купол защиты. Это означает геноцид Изнанки, башни ставили для контроля и устранения исподних тварей, мешавших власти большевиков. Я должен позаботиться об ордене Субаш. Девочка, мы враги…

– Я не искала такой судьбы! – не выдержав, закричала я, бросившись на него с кулаками. – И не собираюсь стобой воевать! Не хочу быть башней, зачем мне это?

Григ опять перехватил мои руки и печально улыбнулся в ответ:

– А разве я искал, глупая девочка? Когда мрачный Сухарь, глава ордена, взял из приюта меня и Тамару, кто-нибудь спросил, о чем мы мечтаем? Кого волновали детские слезы, когда он творил двух монстров из перепуганных малышей? Судьбу не выбирают, она приходит и берет за горло, перечеркивая все, чем дорожил, во что верил и что любил.

Он решительно шагнул на балкон. Черные перья татуировки вдруг обрели объем, затрепетали на холодном ветру, распушились, сложились в могучие крылья.

– Не обманывайся, девочка из метро, ты достойна кого-то почище, не замаранного грязью столетия, не пропитанного кровью по самое горло. Наши партии не играют дуэтом, как бы мы ни звучали вместе.

Воронцов легко вспрыгнул на зубец парапета, оттолкнулся от него и взлетел, даже не кивнув на прощание. Мелькнул силуэт в темнеющем небе и затерялся в сумерках.

Я хотела бы улететь вместе с ним, но разве меня спросили? Кому какое дело до моих хотелок и ненаписанных виш-листов? Этот путь для меня закрыли, запаяли, навешали сотню замков. И не то чтобы я с ним враждую. Он решил судьбу за двоих и оплавил душу клеймом. Обозначил границы общения.

Было больно и обидно до слез. Но Изнанке плевать на обиды и страхи. Я бесчувственная башня, пережиток эпохи. Груда гранита, бетона и стали, зачем-то набитая изнутри капризным человеческим мясом, снующим вверх-вниз по мраморным лестницам.

Меня даже высоткой назвать нельзя, потому что небоскребы из Москва-сити обыграли МГУ и «Украину», что уж говорить о «Ленинградской».

Самая маленькая из сестер. Та, что опоздала с эффектным стартом на восемьдесят с лишним лет. И от этого можно с ума сойти.

Хотя… Куда уж сильнее?

Я стояла на балконе и слушала.

Гудение электричества в проводах, гул разозленных ос. Яркий насыщенный звук, раздражающий все рецепторы разом, таял в вязких московских сумерках, уходил куда-то на юг. Внизу сигналили автомобили, пели рельсы под тяжестью поездов, копошились люди со смешными мелодиями, отражавшими простые желания.

Моя печаль рвалась из груди вместе с серебряной кровью. Сердце было отравлено болью и пыталось застыть окончательно.

Я сбежала в студию, схватила скрипку и вернулась на балкон с инструментом. Чувства душили, раздирали на части. Единственным способом выжить стала новая импровизация, выпускающая любовь на волю.

Не судьба!

Эти два слова я твердила, как заклинание, втискивала пальцами в каждую ноту и отправляла в полет над Москвой.