Книга Эта башня во мне, страница 83 – Надежда Ожигина

– В такие минуты, Аля, я чувствую себя стариком, не умеющим разговаривать с молодежью и просекать их закидоны. А впрочем… Есть один способ, исключительно для нас с тобой.

Крепко сжал мою левую руку поверх травяного браслета, провел ногтем по старому шраму, активируя татуировку, все эти розы, шипы и птицу, отчего заполошно забилось сердце. Я снова попала в волну его запахов, растворилась, как сахар, в жаркой близости тела, поплыла от объятий и шепота, от легкого прикосновения губ. Молча ему подчинилась, когда потянул за собой.

Но не в спальню, увы и ах. В студию с белым роялем.

– Возьми скрипку, девочка из метро. Помузицируем вместе?

Разумеется, чем нам еще заняться?!

Разве можно думать о чем-то другом рядом с чучелом вроде меня?

Потертый кофр уже стоял в студии. Я ведь скинула его на пол в спальне, прежде чем утонуть в ритуале! Снова шутишь со мной, «Ленинградская»?

Григ в пиджаке с чужого плеча смотрелся за роялем престранно, особенно рядом с пятном засохшей черт знает когда темной крови. И рядом с маузером самоубийцы. Воронцов заметил мой взгляд, ухмыльнулся, будто вспомнил какую-то гадость, сотворенную им в далеком прошлом. Картинно положил пальцы на клавиши.

– Что будем играть? – уточнила я, бережно доставая скрипку.

В эти сумасшедшие дни я почти не касалась струн и смычка и даже не ожидала, что настолько соскучилась по инструменту. Самая верная моя подруженька, я рада, что ты вернулась домой. Скрипка Софи Вознесенской. И ее же белый рояль, зазвучавший под пальцами Грига неожиданно мрачно и грозно. Тяжелые аккорды повисли в воздухе, напоминая знаки вопроса.

Не было знакомой тропы, сплошное бездорожье импровизации. Но она увлекла, потянула, поглотила меня, будто трясина, я увязла и с головой погрузилась в тягучую темную жижу. Воронцов стоил своей репутации и восторгов покойной Софи. Его пальцы гипнотизировали, привораживали, словно во время игры он выпустил из-под ногтей те убийственной силы потоки, что служили ему оружием.

Он шинковал меня каждым пассажем, каждой нотой на нотном стане. Единственным способом выжить стала ответная партия. И я ударила смычком по струнам, выплескивая гнев и отчаяние, беспросветную любовь и одиночество. Я злилась на судьбу, вручившую мне бесполезную силу каменной башни вместо тепла и уюта в объятьях любимого человека. Я не к этому стремилась, не об этом мечтала… А тут еще черный дракон!

Импровизация Грига замедлилась, он внимательно слушал истерический отклик, неровный, напыщенный и визгливый, на пределе прочности смычка и струн. Снова усилил напор, вновь утих. Мы будто фехтовали в полутемной студии, среди загоревшихся вдруг свечей. Резкими движениями смычка я отражала атаки Григория. Или отвечала на его вопросы? В музыке рассказала то, о чем не смогла словами?

Я играла про дружбу с Элен и про предательство лучшей подруги. Я вплетала в партию тему Бюро и сон, приснившийся в подземелье. Снова из моря восставал блондин, сломавший судьбу Элен. А затем появлялся дракон, серией резких нот, антрацитово-черных, сверкающих в ярком свете луны.Дракон, выпивший силу тех, кто привык высасывать ее из людей. Проглотивший исподние души Элен и ее возлюбленного кавалера, слизавший их, будто крошки, случайно оставшиеся на столе.

Григ оборвал мелодию, резко, как топором рубанул. В студии стало темно, последний аккорд затушил все свечи. Так тихо и темно, будто я оглохла и ослепла одновременно. Потом проявилось дыхание Грига, близко, вплотную, впритык. Кожу тронул жар его тела, ухо опалило чуть слышным шепотом: