Книга Эта башня во мне, страница 137 – Надежда Ожигина

Катерина пожала мне руку, утверждая, что если со мной поработать, можно скроить что-то стоящее, годное для экрана. Главное, найти особый стиль магии, сочетаемый с обликом «Ленинградской», но этим пусть займется Варвара.

Будто магия – аксессуар, вроде сумочки или шляпки.

Тем временем Шестая общалась с Кудринкой, смачно расписывая вчерашний бой и наслаждаясьужасом Долли. Потом добралась до старших сестер.

Я едва сдержалась от смеха, когда невысокая Варька хлопнула по предплечьям красавиц, возвышавшихся над ней на безумных шпильках, обозвала их Котельней с Окраиной, разодетыми каланчами и бодро потопала в мою сторону, щеголяя разношенными кроссовками.

В отличие от них звучала Шестая, как готический собор, как рыцарский замок, привыкший к ежедневной осаде. В ее музыке были металл и порох, рокот таежных лесов и звон непостроенных железных дорог, о которых мечталось в юности.

– Расслабься, Седьмая, не на параде! – улыбнулась мне Варька, как доброй подруге. – Этих фиф не стремайся, нормальные бабы, только на шмотках повернуты. Мы ждем Первую и Четвертую, что само по себе напрягает: уж кто-то, а МИД с МГУ опаздывать не приучены. Тебе есть чем заняться? А то пойдем к Долли, потусим, пока она стол накрывает. Марго расщедрилась на фуршет и пару бокалов шампанского…

Я кивнула на полюбившийся столик, на котором лежали вчерашние папки. Варька их оглядела, поморщилась и больше не лезла с идеями. Я же снова придвинула «Лицевой корпус» и погрузилась в чтение.

В прошлый раз остановилась на том, что Самойлов заполучил документы из тайного архива Якова Брюса: некий план по перестройке Москвы и письмо к Якову Брюсу, написанное лично Петром. Вытащив из папки пачку листов, собранных металлической скрепкой, я наткнулась на новый исторический пласт: после 1929 года Самойлов, а вместе с ним и командор КИКа Федотов буквально заболели архивами Брюса, а через них – уничтожением опасного ордена Субаш.

Из подборки документов удалось узнать, что гражданину Г. А. Воронцову по личной просьбе С. Вознесенской, поддержанной командором Федотовым, было выдана путевка в Ялту, в санаторий к известному психиатру для лечения сводной сестры, Тамары Андреевны Воронцовой, с полным пансионом на целый год. Я пыталась прикинуть по тем временам, сколько стоила такая путевочка, но не смогла представить. Разумеется, Григ медлить не стал, подхватил Тамару под белы рученьки и рванул с сестрой на курорт.

В отсутствие младшего Воронцова начался активный прессинг старшего, главы ордена Субаш, самого Сухаря. Его дергали по допросам, спрашивали о бумагах, пропавших в усадьбе Глинки. Пытались подкупить, убедить, но Сухарь их попытки не оценил, с допросовуходил, если делалось скучно, усилий кромешников его задержать не замечал в упор. А за помощь с архивом назначил цену, да такую, что в докладных записках, отправленных на имя Сталина, Федотов постеснялся озвучить.

В общем, вел себя Сухарь неразумно, нарывался, хамил, не желая признать, что ситуация изменилась, и в Москве хозяйничают другие, не терпящие конкуренции, люди. Его сила была велика, но пришедшие к власти чины и не таких ломали.

Кстати, эти чины не знали, что он – колдовское со-здание, искусственно полученный монстр, считали просто сильным исподом, сумевшим в царские времена пригнуть старушку-Москву. И если бы не Самойлов!