Книга Оттенки молока и меда, страница 67 – Мэри Робинетт Коваль

Чтобы отогнать эти досужие фантазии прочь, Джейн попросила мисс Эмили Марченд уступить ей место за фортепиано.

С головой погрузившись в музыку и чары, Джейн смогла выгнать из головы большую часть лишних мыслей, однако они продолжали витать где-то неподалеку. Она как раз начала играть вторую часть «Лунной сонаты» Бетховена, когда дверь в гостиную открылась и к дамам наконец присоединились джентльмены.

Как Джейн и ожидала, мистер Дюнкерк тут же направился к сестре. Она продолжила играть, стараясь держаться ровно и не слишком рисоваться. Паутина эфирных складок, окружавших ее, образовывала узор из света и цвета – точно такой, как рекомендовала строчка чар в нотной партитуре в качестве базового украшения. После того мастерства, которое продемонстрировал мистер Винсент в столовой, Джейн чувствовала, что чем меньше она будет пытаться изобразить какие-нибудь околореалистичные картины, тем выше будут ее шансы угодить собравшейся публике.

Доиграв мелодию до конца, она подняла глаза и обнаружила, что чароплет стоит возле фортепиано, глядя на нее в упор. Джейн не знала что сказать, так что некоторое время мягко поглаживала клавиши инструмента, дожидаясь, пока мистер Винсент начнет разговор.

– Что вы думаете? – спросил он наконец.

– Ваша работа восхитительна, – ответила Джейн и сама поморщилась от того, как банально прозвучала ее похвала. – Я практически забыла, где нахожусь на самом деле.

– Вы ее разглядели? – мистер Винсент прищурился.

Джейн убрала руки с клавиш.

– «Ее»? Не понимаю, о чем вы говорите.

– Посмотрите еще разок. – Чароплет поклонился и ушел, прежде чем Джейн успела попросить его объясниться.

Охваченная любопытством, она встала из-за пианино, позволяя мисс Эмили Марченд снова устроиться на прежнем месте, а затем тихонько выскользнула в коридор, а оттуда – в столовую. Слуги уже потрудились убрать со стола тарелки, приборы и бокалы, так что теперь посреди зеленой поляны темнела лишь голая столешница из красногодерева.

Джейн обошла столовую по кругу, высматривая среди деревьев и цветов загадочную «ее». И уже начала обходить зал по второму кругу, когда неожиданно разглядела лицо в складках коры одного из деревьев – и тут же сообразила, кто эта «она». Дерево было лавром, а лицо, едва различимое среди ветвей и сучков, принадлежало Дафне – такой, какую сотворила Джейн во время их совместного tableau vivant; если так подумать, то выходило, что мистер Винсент изобразил в иллюзорном дереве Мелоди. Джейн остановилась, очарованная столь изящным комплиментом, хотя и не могла сказать наверняка, кому тот предназначался – ей или ее сестре. Она некоторое время смотрела на это древесное лицо, выражавшее смесь облегчения и страха: казалось, будто нимфа вот-вот откроет глаза и посмотрит на нее в ответ. Ветерок, добавленный мистером Винсентом в картину, заставлял дерево едва заметно колыхаться, и от этого создавалось ощущение, что нимфа дышит. Джейн любовалась этим зрелищем до тех пор, пока не спохватилась, что в гостиной, должно быть, заметили ее отсутствие.

Уже на пороге гостиной она замерла, услышав, как чей-то голос произнес ее имя.

– «Невзрачная Джейн»? – переспросил кого-то мистер Баффингтон со смехом. – Да я бы сказал, что ей повезло, если бы она была просто «невзрачной»!