Книга Кальдорас, страница 50 – Линетт Нони

У Эйвена перехватило дыхание, и на поверхность всплыли его собственные воспоминания о том дне.

— Даю тебе слово, Эйлия, — сказал он ей, — ничего плохого не случится.

Будто он разрешил шлюзам разума открыться, и на него нахлынули новые воспоминания… о том, как он показывал ей свой город, как учил ее танцевать, как он взял ее с собой в Драэкору, чтобы она стала свидетелем священной Манны эсс Л'рандэ, как он поделился своими надеждами и мечтами с ней, вместе со своими самыми сокровенными тайнами. Воспоминание за воспоминанием проносились в его голове, с самого начала, когда она была в ужасе от него, и до самого конца, когда они были… они были…

Друзьями.

Они были друзьями.

Что бы Эйвен ни чувствовал к ней, правда оставалась правдой. И до сих пор он никогда не позволял себе задуматься о том, чего, должно быть, стоила ей эта дружба.

Он был ее смертельным врагом. Ее бессмертным врагом. Когда она прибыла в прошлое, она уже знала его как Мятежного принца, который не только пытался украсть ее волю, но и убивал ее одноклассников, Заявлял Права на ее лучшего друга, неоднократно пытался убить ее близких и пытался причинить ей вред множеством других способов.

И все же ей каким-то образом удалось отбросить свои опасения и найти способ заботиться о нем. Возможно, не так, как он хотел, но ее чувства были искренними.

«Даю тебе слово, Эйлия, ничегоплохого не случится».

Услышав эхо слов, которые он пообещал ей на вершине того водопада, Эйвен почувствовал, как в груди у него снова что-то треснуло, его сдерживаемые эмоции угрожали вырваться на свободу. Но потом…

Боль, ослепляющая боль пронзила виски Эйвена, такая сильная, что он хлопнул себя ладонью по голове, и его ностальгия рассеялась, как пыль. Мгновение спустя боль ушла, но вместе с ней ушел и груз воспоминаний, от них остался лишь призрак, похожий на кислое послевкусие.

Нийкс, не подозревая обо всем, что только что пережил Эйвен, продолжил свой путь по тропинке воспоминаний.

— Отрицай это сколько хочешь, но тогда нам было весело вместе. Не только в тот день, когда мы прыгали с водопада, — во все дни, когда Эйлия была с нами. Признайся, она была…

— Прекрати! — рявкнул Эйвен, быстро поднимаясь на ноги.

Нийкс выглядел удивленным.

— Ты напрасно теряешь время, — сказал Эйвен, не понимая, откуда в нем столько сарказма, но ему нужно было выплеснуть свой внезапный, жгучий гнев. — Что бы ты ни сказал, я не почувствую ничего, кроме презрения к этим воспоминаниям, к этой лжи. Так что, если ты пытаешься… очеловечить меня, — он почти выплюнул это слово, — то знай, у тебя ничего не получится. Ничто не заставит меня изменить свое мнение по этому поводу. Ничто не изменит моего мнения по этому поводу.

Взгляд аметистовых глаз Нийкса впился в Эйвена глубже, чем тому хотелось бы.

— Что с тобой случилось, Эйвен? — спросил он тихим, задумчивым голосом. — Что сделало тебя таким? И не говори, что это была Эйлия. Тогда я знал тебя как брата, так что я знаю… я знаю… это должно было быть нечто большее, чем она. Нечто большее, чем разбитое сердце. То, что ты сделал… то, кем ты стал… — Нийкс замолчал, прежде чем закончить: — Из всех людей я заслуживаю знать правду.

Эйвен стиснул зубы и отвернулся. Не потому, что он не хотел отвечать…

Но потому, что он не мог этого сделать.