Книга 54 по шкале магометра, страница 97 – Мария Папкова, Елена Станиславская, Александр Добсон, и др.

Началось девятнадцатое Агатино лето, и мама вдруг засобиралась в путь. Сновали по дому слуги, укладывались в сундуки меха и украшения, ив воздухе висел густой запах прощания. Сколько бы не спрашивала Агата маму, куда она отправляется, та лишь отмахивалась: в отпуск. А где тебя искать, если что, пыталась вызнать Агата. И снова получала ответ-не ответ: нигде.

И только перед самым-самым отъездом мама, обернувшись с порога, призналась:

– Не дочь ты мне, вот что. – Вздохнула, улыбнулась, словно полегчало ей. – Какие уж тут дочери с нашим ремеслом. Просто нужно было кому-то передать знания. Обучить всему, вот и взяла тебя. А теперь всё – пора для себя пожить наконец-то. Будешь каждый месяц мне процент от сделок перечислять. Слуги за этим присмотрят, чтоб не вздумала обдурить. И ещё… – глаза сузились. – Не ищи меня.

Агата застыла восковой свечкой, а мама, даже не попрощавшись, уехала в свой вечный отпуск в неведомом нигде. Больше Агата её не видела. Процент она перечисляла исправно, пока письма с чеками не начали приходить назад, а слуги, следившие за соблюдением сделки, не сошли в могилы. Случилось это довольно скоро, на тридцатое Агатино лето, и тогда она решила, что больше ни разу, никогда в жизни, не спросит про клады. Внутри у неё всё было изрыто-изъямлено, будто оттуда тоже доставали сокровища. А ведь правда – доставали.

Агата тщательно скрывала от матери, а поначалу и от себя самой, что почти всякий раз, лепеча о любви, она не лгала. Год за годом она колола, обводила, призывала – и влюблялась. Не во всех, но во многих. Примерно в каждого третьего. И казалось Агате: какая ерунда этот клад! Ну возьму я его, что ж с того? Если князь сердца моего любит меня, я верну ему всё обратно, а в придачу отдам всю себя. Да только ни один князь не желал видеть Агату после того, как к нему на двор наведывались копатели.

…Она шла мимо побитых молью чучел и тумб, на которых раньше стояли золотые вазы, мимо голых стен и опутанных паутиной белокаменных статуй, мимо увядшего сада, где ещё встречались на полу мёртвые сухие бабочки, и молчаливого фонтанного дворика – в глубину, в сердцевину дома.

Миновав ряд опустевших шкафов, Агата достала предпоследнее блюдце. С трудом опустилась на пол – колено последнее время странно поскрипывало. Уколов палец, Агата привычным движением нарисовала розовую каёмочку и приказала сердцу не трепыхаться: сегодня третья, решающая встреча. Когда из блюдца выглянул старик с бакенбардами,Агата без обиняков спросила:

– Любишь ты ли ты меня, князь сердца моего, как я люблю тебя?

– Да когда ж ты от меня отстанешь, дура старая? – рявкнул он в ответ. – С какого рожна мне тебя любить?!

Агата кивнула, подняла блюдце и швырнула в стену. Посидела немножко, покачалась из стороны в сторону, повыла – да и пошла прибираться. Сгребла осколки в совок, понесла в кладовку.

Внутри пахло пылью и жимолостью. Агата высыпала осколки на груду других и, вздохнув украдкой, подумала: «Ну ничего, завтра попробую снова».

Я родился, чтобы стать рок-звездой. Явился на свет с металлом в зубах, причем буквально. В моей крови бурлило столько свинца, что заряжались батарейки. Наверно, это нормально, если живешь в промышленном городе. Издержки прогресса, так сказать.