Книга 54 по шкале магометра, страница 39 – Мария Папкова, Елена Станиславская, Александр Добсон, и др.

А иногда бегаю за ним, как за взбесившимся котенком. Ведь прошу же – ты при мне, главное, не ори, не вой. Я все прочувствую, все нарисую, только тише, пожалуйста, потому что тяжело все-таки. И тебе тяжело, и мне тоже как-то нелегко.

Мне ведь с каждым разом все больнее. Как будто тропинка между нами стала короче, и все теперь напрямую, как по ниточке, от него ко мне. Поэтому, когда Миню заносит, я его на балконе закрываю. От звукоизоляции одно название, но так и он уже не орет в полный голос. А мне надо иногда прятаться от его огромного холодного мира, в котором ничего нельзя сделать. А он хоть и кивает, хоть и понимает, но все равно – иногда тайком проберется в шкаф, пока я не вижу, и как внезапно завоет. И…

Я, конечно, потом рисую, потом оно проходит, но как же изматывает! Ловлю, несу на балкон, а он царапается, изворачивается и убегает в шкаф и подвывает; перепрыгивает через меня – и в ванну. А там – акустика. Отскакивает от кафеля – и в раковину, а из раковины, как вода, во все стороны. И я сижу, как под обстрелом.

За что? Меня-то за что?

На балконе не спрятаться – тоже слышно. Если он разошелся, то никакие беруши, никакие одеяла – ничего не спасает. Сижу под дверью и рыдаю в унисон, как человеческий приемник.

Не выдержала.

– Скотина, да заткнешься ты когда-нибудь?! Да с фига ли ты вообще тут что-то делаешь? С чего я терплю твою боль? И вой твой слушаю, и вонь нюхаю и ещё и для тебя место оставляю? А?!

Он на секунду замолчал, а потом завыл ещё громче и жалобнее. Голову пронзили острые иглы, и зудящие виски как будто бы прошептали: "мне казалось, мы друзья".

Эхо его неведомого мира стало ещё холоднее и ещё пустынней, ещё страшнее, а потом – исчезло.

Хлопнуло окно на балконе.

Плача в этом доме больше никто не слышал.

Бывает, меня так мучает совесть, что я просыпаюсь посреди ночи и иду гулять по дворам. Прислушиваюсь к звукам унылых многоэтажек – вдруг где-то плачет мой грустный минотавр?

Но это случается не так уж часто.

Инстаграм забросила – все сочувствуют, говорят, нельзя останавливаться, такой шанс упускаю. Какой? Нет, правда, я не знаю какой. Подписчиков тысяча насобиралась, а дальше реклама нужна, вложения. Глупости. И так неплохо.

Главное, что голова не болит и сон здоровый.

– Однажды…

Мимо прогрохотал трамвай, сбив Артура с мысли. Новое стихотворение просилось наружу, но совершенно не получалось. Не то чтобы это была необычная ситуация, но она раздражала.

– Однажды я исчезну…

Надо сказать, в этом Артур никогда особо не сомневался. Всё куда-нибудь когда-нибудь исчезает. И люди тоже. А душа… Тьху, оставьте разговоры про душу поэтам. Да, в том, что он тоже поэт, Артур никогда особо не сомневался. Но иного рода. Эмоции эмоциями, а поэзия математична.

– Однажды я исчезну, весь… А какой я? – вслух спросил Артур, откинувшись на спинку скамейки.

– Правильный и честный, – послышался голос слева.

Артур обернулся. Рядом стояла невысокая девушка в чёрной юбке и чёрной же майке с непонятным артом. Она покосилась на парня, тряхнув локонами каштановых волос, среди которых выделялся единственный ярко-оранжевый. Артуру это понравилось.

– И почему вы так думаете?

– Ой, да ладно! Ботиночки, брючки, рубашечка – до мозга костей правильный. А честный… Только честные люди спрашивают у мира, какие они.